– Пап, я в саду поем, там каша будет с утра, а это давай голубям отдадим, – изрек сын, хитиро поморщившись. Я лишь плечами пожал, сам понимая, что, скорее всего, мы сломаем зубы, чем разгрызем то, чем я предлагал сыну позавтракать. Хотя если размочить в чае, то ничего так. Я-то ел с утра.
– Хорошо, собирайся, а то Ольга Петровна ругаться будет, что приходим поздно.
– Не будет, – пробурчал Тимофей, – она добрая и нас любит.
– Будто со своими не устает, – фыркнул я, убирая посуду в раковину.
– У нее нет своих пока что, – огорошил меня сын.
Я почему-то был уверен, что Ольга является мамой, а тут выходило, что… Какой-то огонек вспыхнул во мне, будто в отдалении зажегся маяк. Странные мысли полезли тут же в голову, но я лишь злился на них, не переставая одергивать себя на том, что я – инвалид и ей даром не сдался.
Ветер за эти часы лишь усилился, и солнце, что изредка показывалось из-за облаков, совершенно не радовало. Приходилось вжимать голову в плечи, поднимать выше воротники, отгоняя желания – вернуться домой. Тимофея практически приходилось «тянуть на буксире», кажется, этот хулиган ловко передумал идти куда-либо и мечтал лишь о мультфильмах и продавленном диване. Я же себе слово дал, что с сегодняшнего дня найду работу и вообще займусь чем-нибудь полезным.
Калитка скрипела на ветру, раскачиваясь из стороны в сторону. Этот мерзкий звук раздражал барабанные перепонки и привносил в душу неприятные ощущения.
– Ольга Петровна, – рявкнул я, набрав воздуха в грудь, стоило лишь войти в группу.
Какая-то мамаша вздрогнула от испуга, на что я лишь постарался мило улыбнуться. Тимоха принялся раздеваться сам, видимо, пощадив наконец-то мою нервную систему.
– Не орите, – раздался строгий голос и уже в следующий миг навстречу мне вышла солидного вида дама в возрасте.
Ей было лет пятьдесят, и она ничуть не уступала мне по децибелам. Кажется, такая смогла бы и полком командовать, я даже плечи расправил, едва не выкатив грудь колесом.
– Простите, – собравшись, пробурчал недовольно. Мне-то хотелось видеть Ольга, а не вот эту дамочку.
– Ольга Петровна будет во вторую смену.
– Почему? – вопрос сам собой сорвался с моих губ. Кажется, ничего умнее я придумать не смог.
– Потому что я вышла, – развела она руками, – или вас что-то не устраивает?! – она окинула меня внимательным взглядом, потому скользнула по Тимохе, видимо, отыскивая сходство.
– Лариса Борисовна, – вмешался Тимка, кажется, понимая, что иду ко дну со своей логикой. – Это мой папа, а Ольга Петровна… – замялся сын, ловя мой хмурый взгляд, что он там еще решил озвучить?!
– Дело есть к ней, – кивнул я, – насчет утренника.
– Точно, она просила подумать, – округляя глаза, выдал Тимка.
То ли мой сын знал что-то, о чем пока я не догадывался, то ли мужская солидарность в нем уже присутствовала. Кажется, он решил сделать все, чтобы его папаша не выглядел в это утро болваном перед этой грозной женщиной.
– Телефон не дам, – уперев руки в бока, сурово произнесла Лариса, сразу же указывая мне на мое месте, еще так окинула взором неприятно, будто холодом обожгла. Задержалась им на моих ногах и только хмыкнула.
« – Ой, да и черт с тобой», – пронеслось в моей голове, и я, поцеловав сына в висок, поковылял к выходу.
Это утро нравилось мне все меньше и меньше.
То ли назло собственному внутреннему голосу, то ли просто дурак, но домой направился именно той дорогой, что вела мимо дома Ольги. На что рассчитывал – сам не знаю, но, увидев около ее подъезда своего бывшего одноклассника, впился в него взором, будто бы зная, как поступить.
– Генка, – окликнул я его, дополнив все громким свистом. – Генка Селезнев.
Мой школьный друг попытался сосредоточить на мне взгляд, похоже, утро было не только у меня поганым. Гена очень старался сфокусироваться, но лишь щурился и мотал головой.
– Кузьмин, – пробормотал он наконец-то, хихикнув, и вцепился пальцами в старенькую сливу около подъезда. Именно она в тот момент служила ему лучшей опорой. – Сто лет не виделись. Эй, дружище, как жизнь? На войне, что ли, потерял? – поинтересовался Селезнев, видимо, намекая на отсутствия ноги.
– Не, – покачал я головой, – в мирное время умудрился. Считай, производственная травма. Ты какими судьбами тут ошиваешься?
– Ну дык, – икнул Генка, – к бывшей приходил, она – зараза в долг давать не хочет, говорит, еще предыдущий не вернул. Стерва какая. Всю кровь ведь выпила из меня, пока жили вместе.
– Ну раз выпила, чего поперся снова?! Сестру б попросил, – копаясь в ворохе воспоминаний, выудил я фрагменты из юности.
– А, толку-то, – отмахнулся Генка, грустно вздохнув. – Нет веры бабам.