Будь мне ножом

Даже у детей. На пляже была группа. Я стоял и смотрел на них. Дети шести-семи лет, и почти у каждого была какая-то первая чёрточка, выражающая обиду, склочность и вину (главным образом вину).

Какое там спать! Сюда не спать приходят, в эту обитель извержений! Полвторого ночи, а всё вокруг кипит. Каждую минуту где-то хлопает дверь. Двадцать четыре часа в сутки — беготня по коридорам и звуки сдерживаемого смеха (над чем они там смеются?) Хотел бы я повстречать одного из них и вытрясти из него признание, где это всё происходит. Где номера с джакузи, зеркалами на потолке и круглыми кроватями. Утром, когда я уходил, я впервые увидел пару «постояльцев». Они спускались со мной в лифте. Мы старались не смотреть друг на друга. Мужчина и женщина, довольно пожилые. Туристы. Они выглядели так «солидно», что я им почти поверил.

А сколько времени прошло у вас, на земном шаре?

Больше из номера не выйду. Я заметил, что снаружи я больше нервничаю, а здесь, как видно, уже привык. Меня даже перестало занимать, что происходит там, за закрытыми дверьми (довольно банальные вещи, как мне кажется). Странно, что можно проводить время, совсем не двигаясь. Засыпаю. Просыпаюсь. Курю, пишу тебе пару слов. Засыпаю. Десять часов прошло.

Мысли, когда они не натыкаются на мысли других людей, способны вмиг уноситься на край света… Сходить с ума и тут же возвращаться.

Но и это в последние часы утихло. Всё слегка приглушено и невозмутимо. Я даже голода не испытываю.

Чтобы читать твой мелкий почерк, мне нужно иногда буквально прижиматься к стене. Видела бы ты, как я перемещаюсь вдоль и поперёк стен!

А если бы я позвонил, ты отважилась бы приехать сюда? В такое место? (Моя хорошая девочка с лицом пятидесятых. Я не поступлю с тобой так!)

Я наверно опять на минутку заснул. Проснулся с колотящимся сердцем. Три часа утра, а справа, в одной из отдалённых комнат настоящее буйство (здесь это звучит как большие барабаны или поршни, звук совершенно механический). Пока я не заснул, ты всё время была со мной. Я привёл тебя сюда. Лежал и говорил с тобой вслух. Мы беседовали (не помню, о чём). Всякий раз, когда я говорил за тебя, я немного приходил в себя. Полночи ты горела во мне, как свеча.

В моём теле, в токе крови, движется маленькая сжатая сущность. Большую часть времени я о ней не думаю. Большую часть времени я ни о чём не думаю. Но всякий раз, проходя сквозь сердце, она открывает глаза и говорит твоим голосом: «Яир!»

По моим расчётам завтра или послезавтра я буду знать, заразился ли я. Странно, но меня это не очень волнует, честное слово! Большую часть времени я вообще не думаю о той причине, по которой я здесь. Если бы кто-нибудь спросил, что меня привело сюда, мне пришлось бы напрячься, чтобы вспомнить.

Почему я здесь?

Мне нужно довести до конца какое-то важное дело.

Какое дело?

Не знаю. Когда это произойдёт — буду знать.

А до тех пор будешь целыми днями валяться на кровати?

Да. А что делать?

Я сплю в кровати с Майей. Она будит меня и показывает на лежащую между нами крохотную женщину величиной с орех — но вполне настоящую. Я сразу начинаю оправдываться: она не моя! Я её вообще не знаю! А Майя говорит без злости, даже с жалостью: «Но посмотри, как она на тебя похожа».

Может быть, мне вести дневник в оставшиеся дни, чтобы заполнить время? «Дорогой мой дневник», — назвала ты меня недавно.

Если к вечеру мне полегчает, выйду прогуляться. Мне положен небольшой отдых от затворничества, как ты думаешь? (Какое мне дело, как ты думаешь?!)

Иногда я чувствую себя идиотом, что не использовал эту неделю как следует, да и что, в сущности, мешает мне разгуляться? Кому я здесь что-то должен?

А с другой стороны, даже встать в туалет для меня — подвиг.

Если я всё же заразился…

Думаешь, есть ещё что-то, что я могу сделать в оставшиеся мне дни, чтобы спасти часть себя? А что бы сделала ты, если б знала, что у тебя есть всего одна неделя до того, как ты заболеешь болезнью с такими осложнениями?

То есть — можно ли, например, надеяться (просто, в качестве интеллектуального развлечения потенциального импотента), что новая внезапная любовь сможет вырвать меня из когтей этой болезни? Или хотя бы заставит её отступить?

Нет, в тебя я, как видно, не смогу влюбиться, это ясно. И вообще, какая между нами может быть любовь? То, что между нами, уже слишком сильно для простой любви. Не прими это за насмешку, но я чувствую, что мы так переполнены чувствами, что не сможем втиснуться в это единственное слово «любовь». Поправь меня, если я ошибаюсь.

Поправь меня.