Бросая вызов

В общем, ни сушей, ни морем предполагаемые захватчики не воспользовались, во всяком случае не оставили никаких следов своего пребывания. Следов не обнаружено и в самих Микенах. По крайней мере — на протяжении двух-трех поколений после предполагаемого нашествия. Эти странности не дают покоя историкам. Один из них, исследователь особо щепетильный, Винсент Дезбороу, был вынужден констатировать: «В большинстве случаев археологические находки показывают…что после того как места эти опустели, в дальнейшем их никто не оккупировал, во всяком случае достаточно долго… Мы не имеем не только свидетельств чужих объектов, нет свидетельств присутствия здесь какого бы то ни было населения вообще. Естественный и логический ответ — захватчики не поселились в какой-либо из местностей, которые они прошли, а ушли».

Они и не приходили, поправляет Карпентер. Не было вторжения извне, а было рассеяние, бегство, эвакуация микенских жителей. Что за причина? Ответ, разъясняет ученый, нужно искать в мифах, как некогда Шлиман искал у Гомера ключ к истории. Платон… Миф о Фаэтоне… Египетский жрец: «…через известные промежутки времени все на Земле гибнет от великого пожара…» Да это была просто-напросто засуха! Она принесла голод. Голод вызвал бунт, грабежи, разрушения дворцов и житниц. Одичавший народ Микен разбежался по соседним землям, рассеялся по островам и бесследно растворился среди тамошнего населения.

Так определенно и решительно пересматривает наш современник стародавние дела. Обаяние идеи — великая сила. Только этим можно объяснить, что профессор даже не упоминает о других возможных бедствиях — эпидемии, землетрясении, мало ли какие еще заставляют людей покидать родные места.

Чтобы обосновать свою версию, он углубился в историко-климатические изыскания. Тут была одна загвоздка. Засуха, погубившая микенскую цивилизацию, не затронула Афин. А от одного города до другого каких-нибудь сто километров. Что-то уж очень разборчивая была эта засуха!

Для начала нужны доказательства перемен климатических условий. Карпентер находит их. В гавани, где приставали суда, под водой сохранились железные кольца, вделанные в стену. Зачем они понадобились? К кольцу привязывали нос корабля. Значит, когда-то они были над водой, но потом уровень моря поднялся. Есть и другая отметка уровня воды — дырочки, просверленные в древесине старинных пирсов морским жучком-древоточцем. Эти дырочки, отмеченные Карпентером во многих пунктах средиземноморского побережья, от Гибралтара до Александрии, когда-то были почти вровень с водной поверхностью, а теперь много выше. (Знаменитая стена у Дербента, закрывавшая проход между Кавказским хребтом и Каспием, тоже когда-то высилась над водой на несколько метров, что, между прочим, косвенно подкрепляет гипотезу Л.Н. Гумилева о причине гибели «русской Атлантиды» — Хазарии.)

Менялся уровень Средиземного моря. Однако оно соединяется с мировым океаном. Значит, менялся уровень наполнения всей этой лохани. Куда же девал свою воду океан? Со всех земных точек она стекает обратно, и, казалось бы, океану невозможно обмелеть.

Ледники! Вот единственные достаточно крупные расхитители воды. Они способны надолго изъять из обращения несметные массы жидкости, превратив их в твердое тело. Ледники, бывало, покрывали большие части континентов, и высота их достигала горных вершин, вечно покрытых снегом. То есть трех километров и выше.

Уровень моря служит регистратором степени общего оледенения. Чем ниже вода, тем больше ее ушло в ледники. Ну а с наступлением ледников должно было измениться все и там, и тут. Впрочем, не более чем перераспределиться. Кому-то это перераспределение тепла и влаги несло процветание, кому-то — погибель.

Две крупные регрессии культуры были прямым результатом климатических изменений, напоминает Карпентер. Когда ледяной щит простирался над Северной Европой до широт, где сейчас Лондон и Париж, а ледники и снежные поля Швейцарии громоздили устрашающий барьер поперек южной части континента, в коридоре между двумя ледяными стенами, протянувшемся из внутренней Азии до берега Атлантического океана, на западной оконечности, там, где теперь Франция и где ветры с океана смягчали суровость климата, жили племена охотников. Вокруг бродили густошерстые и грозные на вид четвероногие. Стада бизонов, мамонтов, оленей — они могли постоять за себя. Схватки плотоядных двуногих с травоядными четвероногими стоили жизней не только последним. Охота на крупного зверя делает крупным и охотника. Неолитический человек уважал силу и понимал красоту мохнатых гигантов. Одолев, гордился и ликовал.