Теперь это был пожилой одряхлевший человек. Пенсионер общесоюзного значения
— Кто тут живет? — Игумнов не дал ему опомниться.
Старик задумался.
— Да тут последнее время уж много перебывало! Всех и не запомнишь…
— А кто квартиросъемщик?
— Квартиросъемщица! — Пенсионер охотно разговорился. — Собственно, она обитает у матери. Тут ее муж или кто он ей там. Сожитель. С Кавказа… А сейчас вообще другой. Иностранец… — Он еще дополнил. — Квартира ей от деда осталась.
Помните зампред был — Сухов. Это его внучка…
— Она носит его фамилию?
— У нее было много фамилий. Всех не вспомнишь…
— А сейчас?
— Джабарова!
Игумнов начал догадываться:
— Люся Джабарова! Она работает тут недалеко… В кафе.
— «Аленький цветочек». Днюет и ночует… Вы ее знаете?..
Разошлись довольные друг другом.
В машине Игумнов достал визитную карточку квартиранта.
" Георгий Романиди. Республика Кипр. Никосия…»
«АЛЕНЬКИЙ ЦВЕТОЧЕК»
Игумнов оставил машину вблизи кафе.
— Позвони в проходную на фабрику, — выходя, Игумнов подтолкнул задремавшего заместителя. — Не приезжали туда узнать насчет Анчиполовского…
Недалеко, сбоку, он увидел телефон–автомат, свернул к нему. Взглянул на часы.
Было еще рано. Жена наверняка еще спала.
Мысль об Онкологическом центре, куда ей предстояло не сегодня–завтра отправиться на томографическое исследование, возникла неожиданно и так же неожиданно отпустила, оставив чувство жесткой безысходности.
" Может обойдется…»
Игумнов отошел от автомата и снова словно обо всем забыл.
Сзади уже подходил Цуканов.
— Звони. К Анчиполовскому могли приезжать из 33–его… Ты
знаешь, как выспросить.
— Да. — Цуканов потянулся. — Ты сейчас в кафе?
— Может там на наше счастье Муса или Эдик…
— Или Карпец.
" Аленький цветочек» был рядом. У служебного входа разгружался миниавтобус с продуктами. Еще несколько машин стояло под окнами.
Карпеца, который должен был пасти Мусу и Эдика у кафе, Игумнов не заметил, зато увидел на тротуаре низенького крутого атлета из кавказцев. Рядом, против входа, стояли двое — постовой милиционер и еще мужик.
Игумнов немедленно узнал его:
" Мокрушник» из Нерехты! Которого сунули к Николе в камеру… "
Он не мог ошибиться:
«Вытянутый череп, выступающие надбровья…»
Прослеживалась явная связь.
Ограбленный киприот оказался квартирантом хозяина кафе. Волоков доставил его именно в 33–ье… Заместитель начальника отделения прессанул Николу, когда узнал, что тот пытался установить связь с Волоком.
К «Аленькому цветочку» стягивались многие ниточки.
«Охранник КГБ, выстреливший на вокзале, приятель Волокова приглашал Ксению и ее подругу именно сюда… "
Игумнов приблизился.
Разговор «мокрушника» и постового носил дружеский, взаимоприятный характер. Потом постовой постучал в окно кафе, вызвал швейцара.
Связь у «Аленького цветочка» с ментами была налажена превосходно. Дверь немедленно открылась. Постовой с его собеседником прошли внутрь.
" Расслабиться. После ночной смены…»
Выждав несколько минут, Игумнов повернулся к кавказцу–охраннику. Вопросительно показал на дверь.
Низенький атлет мотнул головой:
— Закрыто!
На плече кавказец держал что–то короткое, черное, смахивавшее на зонтик.
— Ты уверен? — Игумнов с любопытством заглянул в небритую физиономию.
— Нельзя.
Но изнутри уже открывали:
— Пропусти, Таймасхан! Свои…
" Таймасхан!..» — Он уже слышал это имя. Именно Таймасхану звонила одна из девиц, тусовавшихся во дворе кафе.
— Заходи! — В дверях стояла Люся Джабарова. Она увидела Игумнова из окна. — Я почему–то чувствовала, что ты должен объявиться…
Она встретила Игумнова как близкого приятеля. Заглядывая в глаза, нежно провела ладонью по его куртке. Это выглядело как залог следующего ласкового поглаживания — уже не сквозь куртку.
У нее был зов на грубых здоровых мужиков.
— Соскучился?.. Я тоже.
На Джабаровой был все тот же красный деловой пиджак, под которым виднелась полупрозрачная, вздыбленная высокой грудью ослепительно белая кофточка.
— Я рада тебя видеть… — В вестибюле Люська с хода принялась его кадрить. — А то торчишь тут, одинокая, всеми забытая торгашка. Только менты и вспоминают…
В этом был смысл, Люська интуитивно его ухватила.
" Типичные изгои — торгаши и менты…»
Общество отказывалось принимать в качестве полноправных граждан и тех, и других, требовало — то дипломов, то поручительства трудовых коллективов. Однако успешно ими пользовалось…
Милиции курили фимиам и натравливали на торгашей.
О ментах создана была целая литература. Писатели средних способностей создавали себе в ней большие имена… И не только имена! При том, что отношение общества к ментам оставалось чисто потребительским.
Торгашей откровенно презирали.
Считалось, что менты и торгаши, живут между собой как кошки и собаки…
Но и у животных все обстояло достаточно сложно.
Иначе, пешеходы бы то и дело натыкались на растерзанные останки кошек…
«Торгаши воруют, менты отворачиваются»…
В последние года, покуражившись, милицейское начальство и вовсе открыто отправилось служить торговле.
Торгаши принимали это за должное.
— Вобщем, тоска зеленая…
— Ну ты даешь! У тебя друг. И муж.
— Объелся груш…
— Развелись?