Броненосцы типа "Бородино"

Никто не удивлялся, почему, зная о безнадежной, уже более месяца продолжавшейся болезни второго флагмана эскадры контр-адмирала Д. Г. Фелькерзама, З. П. Рожественский не перевел его на госпитальный "Орел" и не назначил ему (и пе вызвал из России) преемника. Все понимали, что командующий, единолично и полновластно распоряжавшийся всей эскадрой через головы своих флагманов и командиров, не нуждался в помощниках и сотрудниках, все делал сам и что в этих условиях добавление еще одной декоративной фигуры, какими адмирал сделал всех своих флагманов, не имело никакого значения. Поэтому на кораблях, успевших перехватить секретный семафор о смерти Д. Г. Фелькерзама (последовавшей 10 мая 1905 г.), как должное восприняли и продолжавший, как ни в чем не бывало, развеваться над "Ослябей" контрадмиральский флаг, и фиктивное исполнение функций умершего адмирала командиром броненосца В. И. Бэром. Никто не задумывался о более чем серьезных последствиях, к каким могла привести (и привела в бою) эта нелепая канцелярская тайна, которую адмирал и те, кто был в нее посвящен, не сочли нужным сообщить только что присоединившемуся к эскадре и ставшему теперь командующим 3-м броненосным отрядом Н. И. Небогатову.

Как одну из очередных, уже не вызывающих никакой реакции причуд командующего восприняли и последовавший, не раньше и не позже, а именно в день перед боем 13 мая 1905 г. приказ, который извещал эскадру о том, что "дальномерное дело на судах эскадры накануне боя находится в крайнем небрежении", и призывал "обратить особое внимание и воспользоваться хотя бы оставшимися до боя часами для водворения порядка в этом деле".

Эскадра у Носси-Бэ. На переднем плане стоит эскадренный миноносец "Блестящий"

Бедь никакой науки для выявления диапазона гарантированных измерений этих имевших большую погрешность (из-за еще незначительной базы) на дальних расстояниях приборов на эскадре не было, и приказ обратился в очередную выволочку за якобы нерадивое отношение командиров к своим обязанностям.

Безропотно провели 13 мая и затеянные З. П. Рожественским, первые после Мадагаскара и отнявшие от похода целые сутки, обширные эволюционные учения. Учения, естественно, оказались без практики неудачными, но повторены не были. Видимо, и они *преследовали все ту же цель: указать эскадре на ее никчемность и в очередной раз напомнить, что спасти ее может только беспрекословное подчинение железной воле командующего.

Да, готовность и привычка повиноваться во всем была на эскадре доведена, как отмечалось в труде МГШ "до высших ступеней", и оставалось ждать чудес тактического искусства от командующего. Держась твердой линии о своей полной непогрешимости, адмирал на вопрос о целях задержки на сутки перед входом в Цусиму (пасмурная погода того дня увеличивала шансы миновать японские дозорные отряды и пройти узкую часть пролива незамеченными) с достоинством Конфуция отвечал, что маневры по его сигналам "неприятель впереди", "неприятель сзади" имели цель "еще раз подтвердить начальникам отрядов, что именно им следует делать, когда неприятеля нет в обстреле бортовых орудий". Поразительны и его высокомерие, и это отсутствие даже тени раскаяния, и все тот же топко поданный лейтмотив полной неспособности к самостоятельным действиям его кораблей и начальников отрядов, и ханжеский намек на то, что начальники его отрядов, в действительности схваченные железной уздой ежеминутного повиновения, будто бы имели свободу самостоятельных действий.

Конечно, отнять у людей право мыслить был не в силах даже сделавший для этого все командующий. Понимание натуры и "талантов" командующего проявил не только погибший со своим кораблем лейтенант Вырубов. В штабе командующего крейсерами контр-адмирала Эпквиста, поверив призывам адмирала к разработке офицерами тактических задач, осмелились предложить З. П. Рожественскому план будущего боя, в котором крейсера могли активно взаимодействовать с броненосцами, а не только охранять обоз из транспортов, которые адмирал, руководствуясь собственной внутренней логикой, продолжал вести с собой. С какой, надо думать, брезгливо-гадкой ухмылкой сунул командующий под сукно этот план, который на словах одобрил и обещал привести в действие. В бою на использование этого плана не было и намека.

План у Рожественского был другой. Руководствуясь сложившейся убежденностью, что его командиры неспособны выполнять даже простейшие эволюции, он, практически отняв у своих флагманов все предусмотренные Морским уставом права и низведя их до роли пассажиров, строжайше предписал: в бою кораблям неотрывно следовать один за другим, замещая выбывших следующим в строю и невзирая ни на что (обходя подбитые и вышедшие из строя), держаться в строю за головным, которым последовательно будет становиться тот, кто останется во главе строя.