Даже если бы я оставил ей возможность поспорить, у нее уже не было сил.
— Я смогу увидеть его в другой раз? — спросила она после паузы.
— Уверен, мы что-нибудь придумаем. — Я снова протянул руку, и на этот раз Фиона отошла от фонаря и направилась к двери конторы.
Мы отвели ее в самую уютную из комнат для допросов: ковролин вместо линолеума, чистые бледно-желтые стены, неказенные стулья, от которых не остается синяков на ягодицах, кулер с водой, электрический чайник, корзинка пакетиков с чаем, кофе и сахаром, настоящие кружки вместо пластиковых стаканчиков. Комната предназначена для родственников жертв, потрясенных свидетелей, подозреваемых, которые сочтут другие комнаты за оскорбление и просто уйдут. Ричи усадил Фиону — приятно, когда есть напарник, которому можно доверить столь чувствительного свидетеля, — а я отправился в хранилище вещдоков и сложил в картонную коробку несколько предметов. Когда я вернулся, Фиона уже повесила пальто на спинку стула и склонилась над дымящейся кружкой чая так, словно продрогла до костей. Без пальто она была хрупкой как ребенок — даже в мешковатых джинсах и свободном кремовом кардигане. Ричи, уперев локти в стол, сидел напротив и рассказывал длинную обнадеживающую историю о воображаемом родственнике, которого врачи больницы, где лежала Дженни, спасли после каких-то ужасающих травм.
Я незаметно задвинул коробку под стол и уселся на стул рядом с Ричи.
— Я как раз рассказывал мисс Рафферти, что ее сестра в хороших руках, — сообщил он.
— Врач сказал, что через пару дней они снизят дозу болеутоляющих, — проговорила Фиона. — Не знаю, что станет с Дженни. Она и так в плохом состоянии — естественно, — но болеутоляющие помогают: большую часть времени Дженни кажется, что ей просто приснился кошмар. А когда их действие закончится, когда до нее дойдет, что произошло… Неужели нельзя назначить ей что-нибудь еще — антидепрессанты, например?
— Врачи знают, что делают, — мягко сказал Ричи. — Они ей помогут.
— Мисс Рафферти, я хочу попросить вас об одолжении, — сказал я. — Пока вы здесь, постарайтесь забыть о том, что случилось с вашими родственниками. Выкиньте все из головы и на сто процентов сосредоточьтесь на наших вопросах. Поверьте, я знаю, что это кажется невозможным, но только так вы поможете нам упрятать виновного за решетку. Сейчас Дженни, как и всем нам, нужно именно это. Выполните мою просьбу?
Вот он, лучший дар, который мы можем предложить тем, кто любил погибших, — отдых. Пару часов они могут посидеть спокойно, забыв про чувство вины, — ведь мы не оставляем им выбора — и перестать резать себя осколками того, что произошло. Это неоценимо важная возможность. В глазах Фионы отразились те же эмоции, которые я видел у сотен других свидетелей: облегчение, стыд и благодарность.
— Ладно. Я попробую, — ответила она.
Она расскажет нам даже то, о чем собиралась молчать, — лишь бы только продлить разговор.
— Спасибо. Понимаю, это тяжело, но вы поступаете правильно.
Фиона поставила кружку на худые колени, обхватила ее ладонями и внимательно посмотрела на меня. Уже сейчас она немного расправила плечи.
— Давайте начнем с начала, — предложил я. — Вполне вероятно, что все это никак не относится к делу, но нам важно получить как можно больше информации. Вы сказали, что Пэт и Дженни были вместе с шестнадцати лет, верно? Как они познакомились?
— Точно не знаю. Мы все выросли в одном районе, жили по соседству с самого детства, типа, с начальной школы, так что я даже не помню, когда именно мы все перезнакомились. Лет в двенадцать-тринадцать мы стали вместе проводить время — бездельничали на пляже, катались на роликах, ездили погулять по пристани в Дун-Лэаре[19]. Иногда ходили в центр в кино или в «Бургер Кинг», а по выходным — на школьные дискотеки, если намечалось что-то стоящее. Просто детские забавы, но мы были друзьями. Настоящими друзьями.
— Самая крепкая дружба завязывается в юности, — заметил Ричи. — И сколько вас было?
— Дженни и я. Пэт и его брат Иэн. Шона Уильямс. Конор Бреннан. Рос Маккена — Мак. С нами иногда тусовалась еще пара ребят, но это была наша компания.
Порывшись в картонной коробке, я нашел фотоальбом в розовой обложке, украшенной цветами из пайеток, и раскрыл его на заложенной странице. Семь смеющихся подростков в ярких футболках сидят на стене впритирку друг к другу, чтобы все влезли в кадр, и размахивают мороженым в вафельных рожках. У Фионы на зубах скобки, волосы Дженни чуть темнее. Пэт — по-мужски широкоплечий парень с открытым и румяным мальчишеским лицом — обнимает ее, а она притворяется, что хочет укусить его мороженое. Конор — нескладный, долговязый — дурачится, изображая падающего со стены шимпанзе.
— Это и есть ваша компания? — спросил я.
Фиона слишком быстро поставила кружку на стол, немного расплескав чай, и потянулась к альбому.
— Он принадлежит Дженни, — сказала она.
— Знаю, — сказал я мягко. — Мы его одолжили. На время.
Ее плечи дернулись — внезапно Фиона почувствовала, как глубоко мы вторгаемся в их жизнь.
— Господи… — вырвалось у нее.