Бродяги Дхармы

Я уже влез в его теннисные тапочки, а теперь извлек и горную шапочку, которую он мне предоставил — черный французский беретик, который я лихо заломил на голове, вскинул на спину рюкзак и стал совершенно готов к походу. В тапочках и беретике я больше походил на богемного художника, чем на человека, отправляющегося в горы. На Джафи были его прекрасные сапоги и швейцарская зеленая шапочка с пером, он походил на эльфа — но на такого грубоватого эльфа. Вот я вижу его одного в горах в этом наряде — видение: прозрачное утро в высоких сухих Сьеррах, вдалеке — чистые ели отбрасывают тени на каменные осыпи склонов, еще дальше — заснеженные конусы вершин, ближе — большие лохматые силуэты сосен, и вот он сам — Джафи, в шапочке, с большим рюкзаком за спиной, топает себе, но в левой руке у него, которой он придерживает на груди ремень рюкзака, — цветок; между громоздящимися камнями и валунами растет трава; дальше каменные осыпи шрамами бороздят склоны утра, его глаза сияют от радости, он — в пути, его герои — Джон Мьюир[12] и Хань Шан, Ши-те и Ли Бо, Джон Берроуз[13], Пол Бэньян[14] и Кропоткин; он — маленький, и когда шагает, из-под рубашки у него проглядывает смешной живот, но не потому что слишком велик, а потому что позвоночник у него немного выгибается, но это возмещается его бодрыми широкими шагами, шагами на самом деле высокого человека (как я обнаружил, идя за ним следом по траве), его грудь — глубока, а плечи — широки.

— Дьявол меня задери, Джафи, сегодня утром я чувствую себя великолепно, — сказал я, когда мы заперли машину и втроем зашагали с рюкзаками по береговей дороге, чуть покачиваясь, занимая всю ее ширину, будто пехотинцы на марше. — Ну не чертовски ли это лучше, чем торчать в «Месте»? Напиваться там таким свежим субботним утром, все муторно и тошнит — а вот они мы какие, шагаем мимо свежего чистого озера, хороший воздух, да Господи, это уже хайку само по себе.

— Сравнения одиозны, Смит, — приплыл ко мне его ответ, цитата из Сервантеса и дзэн-буддистское наблюдение впридачу. — Совершенно никакой разницы — сидишь ли ты в «Месте» или карабкаешься на Маттерхорн, все это одна и та же прежняя пустота, парень. — И я стал об этом размышлять, и понял, что он прав: сравнения действительно одиозны, это все одно и то же, но мне было сейчас по-настоящему кайфово, и еще я вдруг понял вот что: это (невзирая на разбухшие вены на ногах) принесет мне много пользы, отвлечет от пьянства и, может быть, заставит меня проникнуться совершенно новым образом жизни.

— Джафи, я рад, что тебя встретил. Я научусь укладывать рюкзаки, и всему, что надо, тоже научусь, и как прятаться в этих горах, когда устанешь от цивилизации. На самом деле, я очень благодарен, что встретился с тобой.

— Что ж, Смит, я тоже благодарен, что встретился с тобой и научился, как надо писать спонтанно, и все такое.

— А-а, да это пустяки.

— Для меня это — много. Давайте, парни, прибавим шагу, не стоит зря тратить время.

Вскоре мы дошли до клубившийся желтой пыли, где ревели бульдозеры, а здоровые, жирные и потные водители, даже не взглянувшие на нас, материли свою работу и проклинали все на свете. Чтобы они полезли в гору, им пришлось бы заплатить вдвойне, а если учесть, что сегодня суббота, то — в четыре раза больше.

Мы с Джафи посмеялись, подумав об этом. Я чувствовал себя немножко не в своей тарелке в этом глупом беретике, но бульдозеристы и глазом не повели в нашу сторону, и мы скоро оставили их позади и подошли к последнему охотничьему домику у начала тропы. Это была такая бревенчатая изба, стоявшая в самом дальнем углу озера в треугольном распадке между довольно высокими отрогами. Здесь мы остановились передохнуть на ступеньках: мы прошли около четырех миль, но по ровной хорошей дороге, — зашли внутрь и купили конфет, печенья, кока-колы и еще чего-то. Тут вдруг Морли, который всю дорогу далеко не молчал, выглядел очень смешно в своем наряде, с необъятным вьюком за плечами, с надувным матрасом (из которого, конечно, выпустили воздух), без шляпы — в общем, так, как он обычно ходит к себе в библиотеку, но в огромных мешковатых шароварах — этот Морли вдруг вспомнил, что забыл спустить воду из картера.

— Ах, так он забыл спустить воду из картера, — сказал я, заметив их оцепенение и ни фига не смысля в машинах, — а он не забыл спустить мозги из кратера?

— Нет, это значит, что если сегодня ночью подморозит, его чертов радиатор взорвется, и мы не сможем уехать домой, и придется двенадцать миль переть до Бриджпорта, и мы тут конкретно засядем.

— Ну а может, ночью не будет так холодно?

— Рисковать нельзя, — ответил Морли, и к тому времени я уже просто ненавидел его за то, что у него находится столько способов все забывать, портить, беспокоить, откладывать и превращать наш относительно простой поход в бесконечные петли и круги.

— Ну и что ты собираешься делать? Что нам всем делать — идти обратно четыре мили?

— Остается одно: я возвращаюсь один, спускаю воду и иду обратно за вами по тропе, а вечером догоняю вас в лагере.