Бродяги Дхармы

– Ты чего, Тигр, брось, сбегаем на горку – и домой. – О, какая длинная, длинная, длинная была долина. Под конец подъем стал очень крут, и я стал опасаться, что упаду, было скользко, лодыжки ныли – вчерашнее мускульное напряжение давало себя знать. А Морли хоть бы хны – он все топал да болтал, и я отметил его поразительную выносливость. Джефи снял штаны, чтоб выглядеть настоящим индейцем, то есть совершенно голым, если не считать крохотных плавок, и шагал на четверть мили впереди нас, иногда останавливался подождать и снова припускал вперед – хотел поскорее добраться до горы. Морли шел вторым, ярдах в пятидесяти передо мной. Я не спешил. Ближе к вечеру я прибавил шагу, решил обогнать Морли и присоединиться к Джефи. Здесь, на высоте одиннадцать тысяч футов, было уже холодно, много снега, на востоке открывалась грандиозная панорама многоступенчатых заснеженных террас, мы и впрямь были на самой крыше Калифорнии. В одном месте мне пришлось, следом за другими, пройти по узкому выступу над обрывом, и я действительно испугался: падать пришлось бы футов со ста, запросто шею сломать, до следующего небольшого уступа, а там минутная подготовочка – и прощальный полет с крепким последним шмяком с тысячефутовой высоты. Ветер хлестал нас. И однако же весь этот день, даже больше, чем вчерашний, был полон какими-то предчувствиями воспоминаний, как будто я уже бывал здесь, карабкался по этим скалам, с другими более древними, простыми, серьезными целями. Наконец мы достигли подножия горы Маттерхорн, с красивейшим озерцом, недоступным взору большинства жителей этого мира, за исключением горстки альпинистов, маленькое озеро на высоте этих самых одиннадцати тысяч футов, увенчанных снегом и чудесными цветами альпийского луга, на который я тотчас же рухнул, скинув обувь. Джефи был уже полчаса как там, опять одетый – все же похолодало. Подтянулся улыбающийся Морли. Мы посидели, глядя на крутой, покрытый оползнями склон Маттерхорна, путь на вершину, нависший над нами, как неизбежность.

– Вроде не страшно, одолеем! – бодро сказал я.

– Нет, Рэй, на самом деле здесь намного больше, чем кажется. Ты понимаешь, что это еще тысяча футов?

– Так много?

– Если мы сейчас же не рванем бегом, вдвое быстрее, то до вечера нам до стоянки не добраться, а до машины у озера доберемся не раньше утра, ну, в крайнем случае, ночью.

Я присвистнул.

– Я устал, – заявил Морли. – Я, пожалуй, не полезу.

– Вот и правильно, – сказал я. – Для меня цель путешествия не в том, чтобы доказать, что я могу залезть на вершину, главное – побывать в этих диких краях.

– Ну, я пошел, – сказал Джефи.

– Ну, раз ты пошел, то и я с тобой.

– Морли, ты?

– Я, пожалуй, не потяну. Подожду здесь. – А ветер крепчал, настолько, что через несколько сот футов нас начнет сдувать с пути.

Джефи достал пакетик орехов с изюмом:

– Вот наше горючее, братишка. Ну как, Рэй, готов бегом, вдвое быстрее?

– Готов. Иначе как я ребятам в «Плейсе» в глаза смотреть буду?

– Все, время не ждет. – И Джефи сразу развил большую скорость, кое-где огибая оползни бегом. Оползень – длинная полоса мелких камешков и песка, взбираться по нему очень трудно, он постоянно осыпается из-под ног.

С каждым шагом мы точно поднимались все выше на чудовищном лифте; обернувшись, я задохнулся: под синим небом с планетарными облаками на три стороны распростерся весь штат Калифорния, со всеми своими долинами и даже плато, а может, кто ее знает, и Сьерра-Невадой. Страшно было смотреть вниз на Морли, дремлющее пятнышко, ожидающее нас у крошечного озера. «Что ж я, дурак, не остался с ним?» Я начал бояться, что окажусь слишком высоко. Начал бояться, что меня сдует ветром. Все мои страшные сны о падениях с гор и небоскребов с необычайной ясностью проносились в голове. Каждые двадцать шагов выматывали нас полностью.

– Это из-за высоты, Рэй, – объяснял Джефи, сидя рядом со мной и тяжело дыша. – Поешь изюма с орешками, сразу воспрянешь. – Подзаправившись нашим горючим, мы вскакивали и без слов устремлялись вперед, еще на двадцать-тридцать шагов. И снова падали, задыхаясь, вспотевшие на холодном ветру, на самой верхушке мира, шмыгая носом, как мальчишки, допоздна заигравшиеся в субботу на зимнем дворе. Ветер завывал, как в кино о Тибетском призраке.

Подъем стал слишком крут для меня; я боялся оглянуться; уже не различить было точечку-Морли у лужицы-озера.

– Поспеши, – кричал Джефи, обогнавший меня на добрую сотню футов. – Времени очень мало. – Я взглянул на вершину. Совсем близко, через пять минут я буду там. – Еще полчасика! – крикнул Джефи. Я не поверил. Через пять минут яростного карабканья я упал; вершина не приблизилась. И, что мне не нравилось, облака со всего света неслись, рассекаемые ею, как туман.