Вскоре мы уже добрались до клубов желтой пыли, где, урча, возились трактора и матерились толстые потные рабочие. Они даже не взглянули на нас. Им, чтобы залезли на гору, надо было бы заплатить вдвое, а сегодня, в субботу, и вчетверо.
Подумав об этом, мы с Джефи посмеялись. Я немного стеснялся своего дурацкого берета, но трактористы не обратили на него никакого внимания; скоро мы уже оставили их позади и приблизились к последнему домику – магазинчику, от которого уже начиналась тропа. Это был бревенчатый домик у самого края озера, у подножия довольно внушительных предгорных холмов. Здесь мы немного передохнули на ступеньках, все-таки прошли мили четыре, правда, по хорошей ровной дороге; зашли внутрь, купили конфет, всякого там печенья, кока-колы. И тут вдруг Морли, который, надо сказать, отнюдь не молчал все эти четыре мили и смотрелся весьма забавно со своим гигантским рюкзаком, где лежал, в частности, надувной матрас (в сдутом состоянии), но без всякой шляпы или кепки, то есть совершенно так же, как у себя в библиотеке, но в каких-то больших мешковатых штанах, – короче, Морли внезапно вспомнил, что не слил воду.
– Подумаешь, не слил воду, не влил соду… – сказал я, видя их ужас и не очень-то разбираясь в автомобилях.
– Да ты что, не слил воду – это значит, что, если ночью здесь будут заморозки, вода замерзнет, радиатор взорвется, все к черту полопается, мы не сможем доехать до дому и замучаемся переть пешим ходом до Бриджпорта, двенадцать миль.
– А если не будет заморозков?
– Нельзя полагаться на случай, – сказал Морли, и к этому моменту я был уже страшно зол на него за все штучки, которые он изобретал, чтобы не так, так эдак забыть, запутать, помешать, задержать, заставить ходить кругами наше сравнительно просто задуманное путешествие.
– Ну и что теперь делать? Что нам теперь, возвращаться?
– Единственный выход – вернуться мне одному, слить воду и последовать за вами по тропе, а ночью в лагере встретимся.
– А я разожгу большой костер, – сказал Джефи, – увидишь свет, покричишь, и мы тебя направим.
– Очень просто.
– Но смотри поторопись, чтобы к ночи поспеть в лагерь.
– Успею, я сразу пойду.
Тут мне стало жаль злополучного бедолагу Генри, и я сказал: – Да ладно, ты что, не пойдешь с нами сегодня? Хрен с ним, с радиатором, пошли!
– Слишком дорого обойдется, если эта штука замерзнет, нет, Смит, я лучше вернусь. У меня масса занятных мыслей о том же, о чем вы, наверное, будете сегодня беседовать, нет, черт, пойду-ка я поскорей. Смотрите не рычите там на пчел, а встретите теннисную партию, где все без рубашек, не стройте глазки, не то солнце как даст девчонке пенделя – и прямо к вам, ножки кошки крошки фрукты-апельсины, – с этими словами, без особых прощальных церемоний, лишь слегка махнув рукой, он пустился в обратный путь, продолжая бормотать себе под нос. «Ну, пока, Генри, давай скорей!» – крикнули мы вслед, а он ничего не ответил, ушел и все.
– Знаешь, – сказал я, – по-моему, ему все равно. Он гуляет, обо всем забывает и вполне доволен.
– И похлопывает себя по пузу, и смотрит на вещи как они есть, как у Чжуан-цзы, – и мы с Джефи расхохотались, глядя, как Генри, одинок и безумен, удаляется по той самой тропе, которую мы только что преодолели.
– Ну ладно, пошли, – сказал Джефи. – Когда я устану с большим рюкзаком, махнемся.
– Я готов сейчас. Слушай, давай его сюда, правда, хочется понести что-нибудь тяжеленькое. Ты не представляешь, как мне здорово! Давай! – И, поменявшись рюкзаками, мы двинулись в путь.