Бродяга, Плутовка и Аристократ: Реквием

– Вы называете достопочтенного Григория просто Гриша?

– Я вырастила этого мальца и обращаться к нему достопочтенный точно не собираюсь. Павел, как Ваше здоровье? Мне сказали, совсем недавно Вы взяли больничный.

– Ничего серьезного. Нога просто ноет временами; погода, должно быть, меняется. Но спасибо за волнение, – проговорил, поцеловав её в руку.

Тут его зеленоватые глаза заметили взгляд Симона, устремленный на них. Он вежливо улыбнулся, чем вызвал легкое одёргивание у аристократа.

– Что-то в этом Павле меня явно настораживает, – произнёс он, размешивая бокал с вином.

– Не одного Вас, Симон, – вступил Фарль. – Появился из ниоткуда, и активно флиртует с Розой.

Они уже вдвоём сверлили его взглядом.

– Тебя это так сильно задевает? – спросил он.

– А Вас разве нет? Знаете, я сейчас испытываю то же чувство, что испытывает ребенок, который видит, как его мама крутит роман с незнакомым мужиком. Достаточно смешанные ощущения…

– Это всё вино, Фарль. Когда начинаются смешанные ощущения, это значит пора переходить на коньяк, – сказал и начал разливать напиток. – Тебе с лимоном или без?

– С лимоном, но прежде пройдемте со мной.

Он потащил Симона к Грише и Эдмунду. Этих троих поставили в одну линию напротив фотоаппарата.

– Что здесь происходит? – озадачился Симон.

– Хотим запечатлеть исторический момент, папа, – ответила Натали. – Когда ещё вы трое соберетесь вместе для фото.

– О чём она?..

– Вы хоть знаете, как вас в народе называют? – попытался пояснить Фарль, настраивая фокус камеры. – Вас, Симон, прозвали аристократом из аристократов. Эдмунда – добродетельным аристократом. А Гришу – истинным аристократом. Вот нам и захотелось снять таких «выдающихся» личностей вместе на потеху истории. Так. Улыбайтесь… и-и… снимаю.

Раздался щелчок и сразу за ним последовала вспышка. Из аппарата тут же вышла фотография, которую девчонки начали разглядывать.

– По-моему неплохо вышло, – сказала Лотти. – Правда Гриша мрачнее тучи.

– Да, как и папа в общем-то… вроде не родные, а как с одной яблони свалились. Папа стоишь в самом центре и ни намёка на улыбку, – упрекнула она. – А ты на это погляди!

Они хором рассмеялись при виде зажатого Эдмунда, явно стеснявшегося камеры. Банкет продолжился, и веселью не было конца. Царила теплая дружеская атмосфера, словно событий прошлого и вовсе не было. И так было уже целых два года, с тех пор как совместными усилиями двух враждующих сторон были организованы партии, которые положили конец битве идеологий. Партийная система оставляла классы, но при этом позволила простым людям собираться в политические единицы, а их лидерам участвовать в судьбах народа на ровне с аристократами. Это было уникальным феноменом, которого прежде не видела история нового мира.

– Как думаешь, он придёт? – спросила Лотти.

– Не знаю… я не оправлял ему приглашения, – безразлично ответил Григорий. – Ему тут места нет.

– Вот оно как. Давно мы его уже не видели. Может, это даже к лучшему, – посмурнев, добавила она.

Через несколько часов бал подошел к концу, и все гости разъехались по домам. Лотти осталась ночевать в поместье Бен Кильмани, изрядно напившись. Эдмунд кое-как заставил её сесть в транспорт. Эли утащила домой вдрызг пьяного Фарля, который вместе с Симоном под вечер знатно приложились к коньяку. Семья Кол Галландов также отправилась в свои владения. Павел простился с Розой, проводя её к Атмосу, и также уехал. Но не домой. Путь его лежал к особняку на отшибе, где жил совершенно другой человек. Стояла ночь. Небо заволокли тучи и назревала зимняя гроза, раскаты грома уже раздавались где-то вдали, а в след за ними и удары молний подоспели. Их яркий свет освещал темные коридоры здания. Павел ступал по ним без тени страха, взгляд его отличался от того, что был при свете софитов. Он был более отрешенным, даже апатичным. Вот он остановился у двери и прозвучал глас небес, от которого содрогалась сама земля. Павел открыл её. Перед ним предстала просторная комната с зажженным камином, его легкий треск успокаивал душу, и свет тускло освещал помещение. Тени от огня прыгали по стенам, изредка касаясь лица хозяина особняка. Он сидел на кресле в рубашке цвета смолы, а шею его опоясывал синий галстук. К руке этого человека была подведена капельница, поэтому он не мог поприветствовать гостя, как полагается.

– Вижу, тебе не здоровится, – заговорил Павел. – Судя по наряду, ты всё-таки намеревался прийти на бал.

– Да, но, увы, здоровье подвело. Как там всё прошло? Надеюсь, никаких казусов не случилось? – произнес он, блеснув пустыми голубыми глазами.

– Ты не поверишь, дружище, – ответил Павел, начав регулировать поток лекарства в капельнице. – Тишь да гладь. Мир и полное взаимопонимание.

Этот сарказм пришлось не по душе хозяину дома. Павел это понял, потому продолжил уже по существу:

– Ах, они догадываются, что среди гостей есть твои люди. Ведут себя крайне осторожно.

– Хочешь сказать, они лгут? – опечаленно спросил.