Брод через Великую реку. Книга 2

Ли Чен молча показал на мешочек с палочками тысячелистника, который носил при себе постоянно и использовал при гадании.

– Так, значит, ты гадал утром… И что же получилось? Почему ты мне дал талисман?

– Лидзи ху дзо дасы Мих-хо²⁶… Мих-хо джын дан бау²⁷…

– Обожди, не тарахти… Давай медленно!

– Плипадочная лазбойница… убить Мих-хо… Мих-хо знать… необузданная падсая зенсина…

Невольно вспомнилась Мотька.

– Чтоб ты сдохла, лахудра²⁸! – зло прошипел он и вспомнил про предупреждение.

– Так, обожди… Ты сказал, что надо ехать в Россию? Так? – произнёс Михаил внимательно глядя на Ли Чена. Тот кивнул ему головой в знак согласия. – Ты думаешь, мне кто-то должен помешать?

– Мих-хо дау – хо дау – ху – уей²⁹! – кивая в знак согласия, произнёс монах. – Мих-хо наступать хвост тигла. Осень опасыно!

– Ты бы знал, как всё это мне осточертело! – взорвался Михаил – Да плевал я на того, кто хочет мне помешать! Ближайшим караваном еду домой… Ты понял? Домой, к сыну и Нине…

Ли Чен снова кивнул головой.

И молодой торговец выскочил из комнаты, чтобы узнать, когда будет ближайший караван на Родину…

Неожиданно понимаю, что снова вижу огонь, который словно слушая мои мысли, начал, потрескивая, разбрасывать искры в стороны.

– Ничего не понятно… Кто разбойница? К тому же он её знает… Может, Мотька? Едва ли… Её-то что может занести в разбойницы? Она же простая шалава…– странные вопросы один за другим мучили меня, пока до меня дошло, что обязательно всё узнаю дальше из дневника.

3.

«Маньчжурско – русская граница, апрель 1878 года.

Ли Чен решил ехать со мной. Так даже лучше. Нас сопровождают китайские солдаты. Ли Чен встревожен: он считает, что нападут скоро. Могу согласиться с ним: караван вот-вот войдёт в ущелье между высокими горами. Это идеальное место для нападения…

Дописываю уже в России на привале. На нас напали разбойники. Хорошо, что Ли Чен предупредил меня – успели спрятаться. Теперь я знаю о ком предупреждал Ли Чен. Это Мотька, гадюка! Она – атаманша этих разбойников. Мало того, из укрытия, где мы спрятались до их набега, я видел, как она билась в припадке. Если бы не Ли Чен, трое разбойников убили бы нас и забрали всё имущество. Когда же она встала, прискакали казаки, и кто-то выстрелил в неё. Так ей и надо! Что с ней стало не знаю.

Ночью на привале во время отдыха у меня появилась сильная боль в руке. Ли Чен встревожился и, открыв плечо, увидел, как на нём одна за другой появляются красные родинки в виде странного насекомого.

– Богомол лодиться! – сказал огорчённо монах. – Плолочество сбыться…

И рассказал мне, то, как его тибетский наставник узнал про предстоящее рождение Богомола, его желание погубить обманом много людей и создать себе Слуг. Он гадал и молился, и, чтобы как-то помешать ему, вызвал ошибку шаману. Тот теперь кроме слуги, должен сделать и хозяина Богомола. Потом вызвал Ли Чена и направил его в Кондо к юрте быть моим слугой, ждать и защищать меня. Будто это я хозяин Богомола… Это удивительно! Но верится с трудом… А я думаю, ничего особенного не случилось: подумаешь, напали разбойники! Слава Богу, сами живы остались».

– Белиберда какая-то! – чуть ли не выкрикнул я и ещё раз прочитал про какого-то Богомола. Сердце бешено заколотилось. – Это ещё что за хрень, мать – перемать? Богомол какой-то… Обман…

Однако сердце моё не успокоилось и после хорошего мата в адрес странного Богомола. Неожиданно в голове появилась мысль попробовать всё узнать через огонь этого странного места. Я даже закрыл глаза, но ничего не появлялось. Открыв глаза, вновь уставился на огонь, который вдруг начал активно разбрасывать искры, и даже не заметил, как они закрылись сами собой и я перенёсся в то странное время…

Михаил с Ли Ченом медленно продвигались к российской границе под охраной китайских солдат: казаки в этот раз сильно задержались с другим караваном. Почему-то Ли Чен настоял, чтобы навьюченные три лошади Михаила шли последними в караване. Решив, что сейчас лучше послушаться монаха, Михаил согласился с его опасениями, хотя сам их совсем не разделял. Мало того, Ли Чен сам взял под узцы первую из них, а остальных связал поводом между собой.

Михаил ехал на первой лошади, наименее нагруженной монахом. Положив дневник в сумку, а также качаясь в такт мерному шагу лошади, он всё больше и больше погружался в какой-то полусон.

Невольно его мысли вернулись в холодный ноябрь 1868 года.

– Мотька… Да, она действительно ядрёна! Так и брызжет из неё здоровье… Пышка… Манит, притягивает, чертовка! И не его одного, а отца ещё больше… Ведьма, да и только! – в полудрёме шепчет Михаил. – Эх, отец, отец… Он что, не видит? Она ж высосать его собралась и выплюнуть…

И видит, как Мотька набрасывается на него и начинает высасывать ртом, как чрез воронку, всё его здоровье. От отца уже осталась одна кожа да кости…

– Батя, что ж ты делаешь? Вишь, как она порозовела от твоей крови? – он видит всё это, но ничего не может сделать: руки и ноги чем-то крепко скованы. – Она ж высосала тебя… О, господи, помоги наказать эту ядовитую заразу!