Читаем Брюсов полностью

Брюсов

Николай Сергеевич Ашукин , Рем Леонидович Щербаков

Могучий, властный, величавый,Еще не понятый мудрец,Тебе в веках нетленной славыГотов сверкающий венец!В тебе не видит властелинаВзор легкомысленной толпы:Что им бездонных дум пучина,Мечты победные тропы?Пусть будет так, пускай донынеТвой вдохновляющий призывГлас вопиющего в пустыне —О, верь! О, верь! Ты будешь жив!Напевных слов твоих могучестьПрожжет упорные сердца…О, обольстительная участь!О, блеск, о, слава без конца!Твои предчувствия и думыПостигнув, в сердце я таю,И пред тобой, мудрец угрюмый,Склоняю голову свою!

1902 г.

(Гофман В. Собр. соч. Т. 2. Берлин, 1923. С. 237).

В ответ на «послание» В. Гофмана Брюсов ответил следующим шуточным «посланием»; в сборниках стихов Брюсова оно не было перепечатано.

Прими послание, о Виктор!Слагаю песнь тебе я в честь,Пусть консул я, а ты — мой ликтор,Но сходство между нами есть.Тебе милее смех девичий,Мне — женский и бесстыдный смех.Но что до маленьких различий,Когда мы оба любим грех!Мы оба на алтарь ЦитеринЛьем возлияния свои,И оба будем — я уверен,До гроба верными любви!Но любим мы полней и выше,Чем даже страсти легкий стон,—Напевы стройных полустишийИ в темных лаврах Геликон!

<Март 1903>

(Брюсов В. Собр. соч. Т. 3. М., 1974. С. 278).

Одно время Гофман так много времени проводил со мной, что его в нашем кружке прозвали моим «ликтором»: мы часто приходили вдвоем, часто вдвоем гулял и по улицам, а случалось — вдвоем проводили и ночи. Что меня особенно влекло к Гофману? <…> В нем было духовное сродство с Бальмонтом, но в эту эпоху и в моей душе была еще жива «бальмонтовская стихия» (впоследствии она как-то «отмерла»). Для меняГофман был «маленьким Бальмонтом» (говорю это — отнюдь не в укор юному поэту, подчеркивая слова «для меня»…). Была в Гофмане та же, как у К. Д. Бальмонта, непосредственность, стихийность, способность полно отдаваться данному мгновению, забывая о всех прошлых и не думая обо всех будущих, и умение полно использовать мгновенье и исчерпать его до дна.

С Гофманом, как и с К. Д. Бальмонтом, я пережил незабываемые минуты и часы, когда мечта двоих, сливаясь в одну, преображает мир, когда все, самое ничтожное, любая мелочь повседневности, приобретает неожиданный смысл, все кругом становится красотой и поэзией. Звон колоколов под утро, ручьи тающего снега, блеск хрустальной люстры в ресторане, багряное великолепие заката, шум шагов по тротуару, вытягивающиеся тени, опадающие листья, случайный прохожий пролетавшая птица – все для нас двоих оживало иной жизнью, и наш странный разговор в те мгновенья был, конечно, интересен лишь нам двоим: со стороны он казался бы нелепым бредом (Воспоминания о Викторе Гофмане. С. XXXIV).

Осенью 1902 года А. М. Ремизов, отбывавший ссылку в Вологде, приехав на несколько дней в Москву, посетил Брюсова.

Брюсов только что оторвался от книги и оттого такая сосредоточенность, так и видятся во взгляде строки трудных страниц. <…> Брюсов упорно читает книги – это я понял с первого взгляда и слова. <…> Я сказал, что приехал из Вологды и что Щёголев, тоже ссыльный, хочет написать о нем, а наша просьба о книгах, издание «Скорпиона».

Брюсову было приятно, что где-то в Вологде его знают — вот о чем он никогда не думал! А что мне понравилось, что он искренно сказал:

– Что ж обо мне писать, я еще ничего не сделал! Вот Бальмонт. На днях выйдет его новая книга.

На большом столе, очень чистом, Брюсов не курил и пепла не сеял, книги лежали в порядке, я видел сверстанную корректуру «Горящих зданий». И потому, что я упомянул о ссыльном писателе Щёголеве и о изданиях «Скорпиона», и оттого еще, как смотрел я на книги, отыскивая свои, — но ни Новалиса, ни Тика, ни Гофмана, а Гете — вот он — «Фауст», Брюсов не мог не понять, куда мои глаза клонят. И когда я сказал, что меня напечатали в «Курьере», а рукопись я послал Горькому, он нетерпеливо перебил:

Перейти на страницу: