Брюсов

Раз ночью мартовской, отведав жирной мыши,
Кот под трубой, в Москве, средь крыши
Сидел
И пел.
Пел об искусстве,
Пел о поэзии, о чувстве.
И, наконец,
Пушистый наш певец
Мяукать стал: «Напрасно Брюсов хочет
Поэтом первым слыть, напрасно он хлопочет.
Хоть "Скорпион" моих стихов не издавал,
Но первый я поэт, мне внемлет весь квартал».
Так кот твердил в чаду;
Но на беду
По той же улице Валерий Брюсов,
Вождь декадентских оболтусов,
Пошатываясь брел,
И, кошачьим смущенный словом,
С котом, как бы с Щегловым
Иль с незабвенным Соловьевым,
Литературный спор завел
(Он пил в тот вечер пипермент [113]).
И вот, уставя взор в небесный департамент:
«О кот, умерь свой темперамент!» —
Воскликнул гордый декадент:
«Мои "Шедевры" ты внимательно прочти,
Во мне, во мне царя поэзии почти!..»
Но кот ему в ответ:
«О, нет!
Тебя я выше:
Ты Брюсов на земле, а я сижу на крыше».
Так, слово за слово, вопили полемисты.
«Цыц, вы, проклятые, чтоб вас побрал нечистый!»
Проснувшись, крикнул им городовой:
«Брысь, кот! А ты, поэт, иди домой!»

На свете много есть весьма различных вкусов:
Кому приятен кот, кому Валерий Брюсов

(Сообщил Николай Лернер // Бессарабские губернские ведомости. Кишинев, 1902. 14 авг. № 178).

В сентябре 1902 года Брюсов был избран в число литературной комиссии Московского Литературно-художественного кружка.

<Для Московского Литературно-Художественного кружка> [114]отделали на Большой Дмитровке старинный барский особняк. В бельэтаже — огромный двухсветный зал для заседаний, юбилеев, спектаклей, торжественных обедов, ужинов и вторичных «собеседований». Когда зал этот освобождался к двум часам ночи, стулья перед сценой убирались, вкатывался десяток круглых столов для «железки», и шел открытый азарт вовсю, переносившийся из разных столовых, гостиных и специальных карточных комнат. Когда зал был занят, игра происходила в разных помещениях. Каких только комнат не было здесь во всех трех этажах! Запасная столовая, мраморная столовая, зеркальная столовая, верхний большой зал, верхняя гостиная, нижняя гостиная, читальня, библиотека (надо заметить, прекрасная) и портретная, она же директорская. Внизу бильярдная, а затем, когда и это помещение стало тесно, был отделан в левом крыле дома специально картежный зал — «азартный» <…>

Вероятно, еще будет писаться в мемуарах современников, которые знали только одну казовую сторону: исполнительные собрания с участием знаменитостей, симфонические вечера, литературные собеседования, юбилеи писателей и артистов с крупными именами, о которых будут со временем писать <…> В связи с ними будут, конечно, упоминать и Литературно-Художественный кружок, насчитывавший более 700 членов и 54 875 посещений в год. Еще найдутся кое у кого номера журнала «Известия Кружка» и толстые, отпечатанные на веленевой бумаге с портретом Пушкина отчеты.

В них, к сожалению, ни слова о быте, о типах игроков, за счет азарта которых жил и пировал клуб (Гиляровский В. Москва и москвичи. М., 1957. С. 185—188).

1902 год. Литературно-Художественный кружок. Брюсов читает доклад о поэзии Фета. Он стоит у пюпитра, а на освещенной ярко эстраде за длинным столом, на котором по темно-зеленому сукну были разложены листы бумаги и карандаши, осанисто восседали <…> члены литературной комиссии <…>, величаво и неблагосклонно ему внимавшие. Оно и понятно: литературная комиссия состояла из видных адвокатов, врачей, журналистов, сиявших достатком, сытостью, либерализмом. В ней председательствовал председатель правления <Кружка> — психиатр Баженов, толстый, лысый, румяный, курносый, похожий на чайник с отбитым носиком, знаток вин, «знаток женского сердца», в разговоре умевший французить, причмокивать губами и артистически растягивать слова, «русский парижанин», автор сочинения о Бодлере — с точки зрения психиатрии <…>