Бриллианты на шее. Элита истребительной авиации Люфтваффе

Хартманн шел по полю уже около часа, когда неожиданно услышал металлический стук. Это патруль из десяти русских пехотинцев двигался через подсолнухи. Он решил, что это могла быть развед группа, пробирающаяся к линии фронта, и пошел вслед за ней.

Минут через десять русские вывели Хартманна на край поля. Прижавшись к земле, он наблюдал, как солдаты пересекли луг и обогнули два маленьких домика. Затем они поднялись по косогору и исчезли среди деревьев. Эрих бросился через луг к домам. Прижав шись к бревенчатой стене, он ждал, пока разведчики поднимутся на высоту. Через несколько мгновений тишину ночи разорвал треск автоматных очередей и взрывы ручных гранат. Темные фигуры русских сбежали обратно по склону и скрылись среди подсолнухов.

Хартманн подумал, что немецкие позиции должны быть на высоте, и побежал вверх по склону. Он боялся, как бы по нему не начали стрелять, и поэтому начал насвистывать немецкую песенку. Через минуту он был на вершине, но там никого не было. Там не было ни немцев, никаких укреплений и вообще никаких признаков жизни, лишь стреляные гильзы указывали на то, что здесь недавно был бой.

По его подсчетам, было около полуночи, и Хартманн двинулся дальше на запад. Спустя часа два, почти валясь с ног от усталости и голода, он шел по склону очередного холма. Тишина была мертвой, и единственным звуком, который он слышал, было его собственное дыхание.

Вдруг в полной тишине раздалось: «Хальт!», и почти сразу раз дался выстрел. Эрих, почувствовав, как пуля пробила брючину, закричал: «Проклятый дурак! Ради бога, не стреляй по своим!» В ответ снова: «Стой, кто идет?!» – «Проклятие, я немецкий летчик, не стре ляй!» Хартманну крупно повезло, что часовой оказался плохим стрелком и фактически промазал, стреляя по нему всего с двадцати метров. Осторожно подойдя ближе, он увидел, что часовой сам был напуган до смерти.

Хартманн громко прокричал в темноту за спиной часового: «Я немецкий летчик-истребитель и был сбит. Я рад, что попал сюда. Я несколь ко часов пробирался к вам. Ради бога, пропустите меня!» Из темноты раздалось: «Пропусти его». Обойдя часового, он осторожно пошел на голос. Часовой держал его на прицеле, и пилот чувствовал, как по спине ползет струйка холодного пота. Если он вдруг споткнется или поскользнется, этот сумасшедший пустит ему пулю в спину.

Было около двух часов ночи, когда часовой привел Хартманна в блиндаж к командиру взвода. Документов у него не было, так как русские очистили все карманы. Эрих назвал фамилию и звание и приблизительно место, где утром его сбили. Он понимал подозрительность лейтенанта: «Пожалуйста, позвоните в мою эскадру». Однако у того не было телефона, а покинуть позицию ночью он не мог.

Пехотный лейтенант объяснил Хартманну причину нервозности своих солдат: «Два дня назад появились шесть человек, превосходно говорившие по-немецки и заявившие, что бежали из плена. Как только их пропустили в расположение, они вытащили из под шинелей авто маты и убили и ранили десять человек».

Хартманна накормили, и он тут же уснул. Около четырех утра его растолкал один из пехотинцев: «Пошли со мной, тревога!» Они пришли в пулеметный окоп. Над холмом раздавалось пение, и пилот осторожно выглянул из-за бруствера. Он увидел группу русских, которые громко переговариваясь и покачиваясь, шли вверх по склону. Они выглядели мертвецки пьяными, их не прикрывала артиллерия, не было видно и танков. Они или просто перепились, или здесь была какая-то ловушка.

Пехотный лейтенант скомандовал: «Стрелять, только когда я дам приказ! Пусть они подойдут поближе, чтобы вы уже не промахнулись». Хартманн тогда подумал, что тот действует на земле, так же как и он сам в небе. Русские находились лишь в двадцати метрах, когда лейтенант скомандовал: «Огонь!» Через полминуты все было кончено. Пьяные или трезвые были русские, но шансов уцелеть под шквальным огнем у них не было. Весь склон был покрыт трупами. Впервые Хартманн своими глазами увидел всю бессмысленную жестокость войны на земле. Он понял, насколько по-разному выглядит война с воздуха и с земли.