Обломки штурмовика полетели в «Мессершмитт» Хартманна, летевший следом. Он мгновенно отвернул в сторону, но было уже поздно. Под капотом двигателя раздался глухой взрыв, за истребителем потянулся дымный шлейф. Дым из моторного отсека начал заполнять кабину. У пилота не оставалось другого выбора, как сесть «на брюхо». Когда поднятая туча пыли рассеялась, Эрих успел увидеть, как подбитый им Ил2 врезался в землю и взорвался в паре километров к востоку.
Это был первый из трех случаев, когда в самолет Хартманна попадали обломки сбитого им и взорвавшегося в воздухе вражеского самолета, принуждая его самого совершить вынужденную посадку.
Трепте, круживший над местом посадки Хартманна, убедился, что с ним все в порядке, и, покачав крыльями, улетел. Вскоре летчика подобрали немецкие пехотинцы и помогли ему вернуться обратно на свой аэродром.
Спустя два дня Хартманн заболел лихорадкой, и четыре недели провел на лечении в Пятигорске и Ессентуках. У него было достаточно времени, чтобы проанализировать тот бой. Он не повторил ошибок своего первого вылета. Он не нарушил летной дисциплины, точнее стрелял, а второй заход на Ил2 дал ему урок – перед тем как стрелять, приблизься к противнику.
Первая победа позволила Хартманну сделать еще важный вывод. Он потерял свой самолет не в результате паники, глупости или неопытности, а потому что сразу же не отвернул в сторону. Сделай он это, и обломки «Ила» не причинили бы ему вреда. Фактически тогда он сформулировал свое главное правило:
После излечения Хартманн поочередно летал ведомым у трех асов 7./JG52. Первым был кавалер Рыцарского Креста фельдфебель Ханс Даммерс, вторым – лейтенант Альфред Гриславски, также награжденный Рыцарским Крестом, а третьим стал кавалер Дубовых Листьев обер-фельдфебель Йозеф Цвернеманн. Каждый из них придерживался в воздухе своей тактики. Так, Даммерс был приверженцем агрессивного маневренного боя и мог легко довести противни ка до изнеможения, прежде чем его сбить. При этом они все открывали огонь по противнику не с дальней дистанции, как Россманн, а почти в упор. Имея возможность сравнить, Хартманн все больше убеждался в том, что наилучшим вариантом будет сочетание внезапной атаки с огнем с минимальной дистанции.
Хотя молодой пилот и добился первой победы в течение первого месяца своего пребывания на фронте, затем у него наступил дли тельный период «разбега». Нового успеха Хартманн добился только 27 января 1943 г., сбив в районе Армавира МиГ1. Вероятно, он ошибся с идентификацией противника, и скорее всего это был Як1 или Як7. Затем 9–10 февраля в ходе вылетов в районе г. Славянск-на-Кубани Хартманн сбил ЛаГГ3 и «Бостон».
15 марта 7./JG52 перебазировалась на полевой аэродром «Керчь-4». В тот же день ее возглавил обер-лейтенант Крупински, уже награжденный Рыцарским Крестом. Надо было решить, кто будет его ведомым. Однако новый командир имел славу сорвиголовы, и никто не горел желанием прикрывать его в бою.
Тогда к Хартманну подошел Россманн:
Тот удивился:
Россманн смутился:
Хартманн не мог отказать Россманну, хотя это его не радовало. Он чувствовал себя словно жертвенный агнец, а бычье упрямство Крупински еще более осложняло дело. Тот затем вспоминал об их первой встрече:
Кстати, именно Крупински стал называть Хартманна Bubi («мальчик», «детка»), и это прозвище закрепилось за ним на всю оставшуюся жизнь.
На следующий день они впервые вместе поднялись в воздух, при этом каждый считал, что ему сильно не повезло. Хартманн был уверен, что летит с сумасбродом, не умеющим летать, а Крупински думал, что получил в качестве ведомого младенца. Однако первый же боевой вылет изменил их мнение друг о друге.
Крупински оказался агрессивным и бесстрашным пилотом, который не только летал «как дьявол», но и сохранял в бою холодную голову. Разговоры о том, что он не умел летать, оказались чистой выдумкой. Правда, стрелял он не совсем хорошо, и часть боеприпасов расходовал впустую.