– Не обращай внимания. Это будильник зовет свою подружку… Понимаешь, я ведь их теперь и выкинуть не могу. Они же, хоть и квази, но все-таки живые… Но ты не представляешь, Боря, сколько от них неприятностей! – Она подняла на меня мокрые глаза. – Например, в инструкциях пишут, что в период размножения пылесосы питаются только пылью, а стиральные машины – грязью и водой… Но все это – ложь! В стиральных машинах исчезают то носки, то платки, а то и целые рубашки. А пылесосы вообще воруют все, что попадется… А грохот… Сейчас еще тихо, а что тут по ночам творится… Но хуже всего… Хуже всего, что я начинаю тихо ненавидеть саму идею полового размножения, – эту фразу она произнесла очень жалобно, вновь уткнувшись мне носом подмышку.
– Это ты зря… – сказал я, продолжая успокаивающе поглаживать ее волосы. – Квазиживая техника – штука перспективная. Не мой профиль, но я много читал об этом, и приходится признать, что бытовые механизмы стали теперь значительно доступнее и дешевле. Люди с небольшим доходом предпочитают покупать их не в магазинах, а по объявлениям таких заводчиков, как ты… Но, просто, любое производство изнутри пугает. У меня есть знакомый, который еще в школе целое лето отработал на сыроваренном заводе и с тех самых пор, уже много лет, не ест сыр. Я думаю, если бы мы знали обо всём, как и что делается, мы отказались бы от многого…
И тут я осекся, чувствуя, как напряженно она притихла. И до меня дошло, что она имела в виду. «Саму идею полового размножения…»
– Эй-эй, – позвал я встревоженно. – Насчет твоей техники мы подумаем. А насчет «ненавидеть саму идею», ты это прекрати. Мы-то – люди. Нам сам Бог велел… Знаешь что? Пойдем ко мне?
– К тебе? – удивилась она. – А ты разве не женат?
– С чего ты взяла?! – офигел я.
– Тогда почему раньше ты никогда меня к себе не приглашал?
Действительно… Выходит, она считала меня женатым мужчиной и все равно терпела меня?..
– Ну-у… – протянул я, нащупывая в кармане коробочку с кольцом. – Дело в том… Я боялся, что тебе может у меня не понравиться.
– Скажи главное, – решительно потребовала она. – Кроме нас там никого живого не будет?
– Абсолютно, – заверил я.
– Так идем! – обрадовалась она, подняла голову, и я увидел, что ее глаза моментально высохли.
– Нет, ошибся, – спохватился я. – У меня есть живой кот. Рыжий. Его так и зовут – Рыжий.
– Обожаю котов! – просияла Ольга. – А кошка у него есть? У меня есть одна подружка – заводчица кошек…
Нет, ладно, колечко подарю у меня.
Соль
Неприкаянная душа
… Ну и семейка… Вот это класс!..
1
– Да, слушаю?! – заорал я, поспешно завертываясь в простыню. Я ожидал увидеть на стереоэкране приветливое лицо какой-нибудь симпатичной медицинской сестрички, которая с трогательным волнением в голосе сообщит: «Поздравляем, у вас – сын…» Но вместо этого там возникла не очень-то презентабельная, но до боли знакомая мужская физиономия.
– Что, блин, козлы, не ждали?! – радостно проорал Козлыблин. И то, правда: уж кого я не ожидал, того не ожидал. Однако, увидев, по-настоящему обрадовался:
– Вадик?! Живой! А мы думали, ты «того»…
– Ага! Щаз-з! Не дождетесь!
– Так ведь с Марса живыми не возвращаются. Мы же там были.
– Во-первых, ты противоречишь себе: вы там были и вернулись, так? Во-вторых, с чего ты взял, что я не на Марсе? Тут прикольно!
– Не надо врать, – уличил его я. – Если бы ты был на Марсе, мы бы не могли разговаривать с тобой свободно, а ждали бы, пока сигналы туда-сюда пройдут.
– Умный, – осадил меня Козлыблин саркастически. – Друга похоронил и рад. А тот возьми да воскресни, вот досада-то!..
– Вадик, – сказал я сдержанно. – Я ОЧЕНЬ рад тебя видеть. Правда. Мы все ОЧЕНЬ за тебя переживали. Но мудила ты редкостный, и это неопровержимый факт. Так что или ты внятно объяснишь мне, где ты и что с тобой произошло, или я отключусь.
– Да чего тут объяснять? – внемля моим доводам, взял он на тон ниже. – Все просто. Мое тело пока что находится на Марсе, оно в коме. А душу я скачал в сеть.
– Что-что? – не поверил я своим ушам.
– Что слышал. Ты кино древнее видел – «Газонокосильщик»? Плоское ещё.
– Смотрел. В детстве.
– Ну, вот. Кто-то ведь должен был стать первым виртуалом.
Я открыл рот, сам еще не понимая, то ли от удивления, то ли, чтобы что-то сказать, но Козлыблин опередил меня:
– Постой-постой. К тебе тут из роддома ломятся. Принимай поздравления, я на тебя позже выйду.
И его небритая рожа уступила место давно ожидаемому личику симпатичной медицинской сестрички.
Когда Кристина торжественно внесла ребенка в дом, я взял его на руки, порывисто склонился над ним… И молчавший доселе перевязанный синей лентой сверток разразился дикими воплями. Выхватив его у меня из рук, Кристина вскричала:
Страшилище! Ты напугал ребенка!
– Чем?! – поразился я.
– «Чем, чем»! Волоснёй!
«Волоснёй»?! Ну и словечко… Меня предупреждали, что женщины после рождения ребенка деградируют, но я не ожидал, что этот процесс будет таким стремительным.
– Давно пора постричься, – бросила Кристина, неистово тряся сверток.