Поскольку в комнате стало значительно темнее, зажгли множество свечей, которые обволокли синие стены мерцающим водянистым жаром, их слегка колеблющиеся волны обратили мой взгляд на искрящиеся божества — и тогда я заметила среди них Парвати.
Экзотическая серебряная мамина богиня теперь занимала центральное место на тумбе с мраморным верхом. Я подумала о том, когда ее принесли сюда и лежит ли бриллиант по-прежнему в ее короне, но в тот момент прибыли последние гости, и по комнате пробежал ропот страха. Я испугалась, что щебечущие сестры сейчас упадут в обморок прямо на своих местах, так как теперь под вычурным фронтоном дверного проема стоял красивый темнокожий человек. Ему было предположительно чуть более двадцати. У него были огромные темно-карие глаза; большой, но благородный и прямой нос; и полные красные губы, обрамленные густыми черными усами и бородой с короткими маленькими завитушками, низко росшими на подбородке. Вокруг его шеи висело несколько длинных ниток жемчуга, и, хотя я никогда не видела человека, который носил бы столько украшений одновременно, он казался очень мужественным. Его волосы скрывал белый тюрбан, а высоко на лбу у него был прикреплен блестящий рубин, горевший синими и красными искорками света. Брюки в западном стиле были подвязаны золотым шнурком, совсем по-военному, на них свисала свободная туника, расшитая серебром, поверх которой был надет черный бархатный жакет, расшитый золотым шелком и украшенный звездообразной брошкой с бриллиантами и жемчугом. Когда этот человек вошел в почтительно притихшую комнату, за ним последовали еще двое, похожие на него, но намного более скромно одетые. Все трое, вызвав интерес, привнесли новое оживление в это казавшееся ранее скучным мероприятие.
Все лица теперь обратились в сторону новых гостей, и Тилсбери вышел вперед, обращаясь ко всем:
— Дамы и господа, хочу представить вам махараджу Дулипа Сингха, моего старого и дорогого друга, который сегодня здесь в Виндзоре навестил других, несколько более прославленных друзей, но неожиданно по пути домой в Лондон заехал к нам и любезно согласился присоединиться к нашему маленькому сборищу. Надеюсь, что вы все тепло поприветствуете его…
В этот моменты раздался ропот приветствия и слабые вежливые хлопки.
— …И наконец, я хотел бы благодарить вас за доверие и за то, что вы все эти годы поддерживали меня. Вы все знаете, что сегодня вечером мы прощаемся. В самом ближайшем будущем я уеду в Америку, чтобы продолжить свою работу и исследования там. Но пока я прошу только, чтобы вы разделили этот тост. — Он высоко поднял свой бокал и, сделав паузу, сказал: — За длинную жизнь, за искупление, теперь и в будущем…
Гости, словно загипнотизированные, подняли свои бокалы и повторили его слова, а затем я увидела, как Дулип Сингх заговорил с мамой, поднося ее руку к своим губам и изящно целуя кончики ее пальцев… и тогда я заметила на ее пальце новое кольцо, представлявшее собой маленький венок гирлянд с толстой полоской блестящих изумрудов, окруженных жемчужными белыми опалами. И хотя позднее я пожалела об этом, мне хотелось, чтобы точно так же, как в рассказах старых жен, эти камни принесли только неудачу и несчастье.
Постепенно шум поутих, возобновилась беседа. Я мучилась, снова оказавшись рядом с теми двумя сверхъестественными сестрами, которые теперь сплетничали об индийском принце.
— О, разве он не великолепен! — вырвалось у старшей, — но теперь он стал гораздо меньшим повесой, после того как сюда вернулась его мать.
— Ты знаешь, леди Гарсингтон встретила ее, — добавило существо с черными, как вороново крыло, волосами, как будто я имела какое-то понятие о том, про кого она говорила, — однажды днем в Кенсингтоне. Она просто не могла поверить своим глазам! Всегда ходили слухи о необычной красоте Рани, но, когда она наконец прибыла, было слишком поздно, чтобы оценить это. Ее несли четверо слуг на своего рода поддоне, и она оказалась просто морщинистой рябой старухой… правда, на ней было очень много веревок жемчуга, цепочек и драгоценных камней, так что бедная женщина почти согнулась под их тяжестью, и, подождите, это еще не все, моя дорогая. Самое необычное, что поверх всех тех плавных шелков и завес она надела кринолин, платок и широкую бархатную шляпу, сплошь украшенную шелковыми цветами! Вы можете себе представить? Бедная женщина едва смогла бы двигаться, если бы попробовала. Им пришлось поднять ее наверх в гостиную, что уже драматично само по себе. И там она сидела, сложив ноги по-турецки, сгорбившись и бормоча, словно обезумевшая куча старых раздувающихся на пузырящейся трубе тряпок. Она отказывалась съесть то, что ей предложили, и достала все свои небольшие сумки, полные еды и закусок… сильно пахнущих специями и ладаном! Леди Гарсингтон попробовала все выяснить. Она убеждена, что Рани не может быть намного больше сорока, но она выглядит так, словно ей больше ста! Конечно, — она оглянулась, объявляя громким и драматическим шепотом, — …говорят, что она больна сифилисом!