Бриллиант

Возможно, она никогда не знала, чего хотела на самом деле.

Глава десятая

Когда я возвратилась на Парк-стрит, комната была освещена низкими, умирающими отблесками заката, и Тилсбери проводил меня к тому же самому шезлонгу, на котором все случилось в предыдущий раз, но я не поддалась на его приманку, не показав даже вида.

— Спасибо, — сказала я очень быстро, отворачивая свое лицо, чтобы скрыть появившийся румянец, — …хотя странно, я не помню, был ли здесь этот шезлонг в прошлый раз…

— Замечательно, — улыбнулся он, оглядываясь через плечо и направляясь к своим друзьям, чтобы поприветствовать их: — Тогда узнавание не вызовет сожаления.

* * *

У меня не было никакого желания возвращаться сюда вообще, но этим утром за завтраком мама бодрым, как ни странно, голосом громко объявила, что будет вечеринка, чтобы «обеспечить все наше будущее».

Я тотчас забыла о голоде и положила ломтик наполовину съеденного тоста обратно в тарелку.

Я почувствовала уверенность, что этот случай повлечет за собой страшное исполнение обязанностей, и мне было жаль, что я не могу сказать ей, что человек, за которого она собирается выйти замуж, отец ее внука. Ужасные слова крутились у меня на языке, требуя, чтобы я высказала их ей в лицо, разом разрушив все ее ожидания. Но, вспомнив его угрозы, я придержала язык, очень хорошо понимая, что, даже если бы мама знала правду, не было никакой гарантии, любовь к кому победила бы в ее сердце… и независимо от того, что я чувствовала к своей матери в эти дни, я все еще нуждалась в доме и защитнике.

* * *

Гости прибывали, заполняя комнату. Тилсбери представил меня двум сестрам мисс Миллер, старым девам среднего возраста, постоянным и, без сомнения, весьма щедрым клиенткам, которые, когда он спросил, будут ли они заботиться и следить за мной, начали ворковать с преувеличенным восхищением. Я смотрела, как он уходит, оставляя меня с парой невозможно широких, пузырчатых платьев, каждое из которых было увешано множеством лент и роз — весьма странный наряд для таких зрелых, немолодых женщин. Они вели себя как школьницы, которые, взволнованно хихикая, вырядились в свои лучшие воскресные наряды. На голове одной из сестер красовалось розовое страусиное перо, закрепленное невероятно высоко, под которым над густыми выщипанными бровями тревожно подпрыгивали крошечные седые локоны. Щебеча высоким, пронзительным голоском, она болтала со своей сестрой, намного более крупной и крепкой леди, густые вьющиеся волосы которой отливали неестественным синевато-черным блеском; краска также частично измазала ее шею и уши. Но она, казалось, считала себя очень красивой. Она высоко держала голову и громко говорила, чтобы все, кто желает, а также многие из тех, кто того не хотел, мог услышать про ее изумительные психические способности; про одного призрака, преследовавшего ее везде, где она жила, не давая ей покоя; про то, как прыгали свечи и падали со столов символы любви и бутоны роз — верные признаки преданности духа потерянного возлюбленного; про ароматы, которые доносились из-под половиц, бесспорное доказательство движения призраков… Я не могла больше сдерживаться, мне хотелось закричать, но вместо этого я только предположила, что, может, это были грызуны, подумав, что если любой из тех запахов являлся столь же острым и сильным, как духи, которыми она надушилась сегодня вечером, то странно, как призраки не теряли сознание от подобного «благоухания» и немедленно не сбегали.

Затем сестры обратили свое внимание на меня, восхищаясь серым шелком моего платья и длинной ниткой жемчуга на шее. Я сидела очень прямо, демонстрируя ангельское терпение, хотя, по правде говоря, едва могла дышать из-за корсета, который сжимал мой быстро растущий живот.

— Моя милая, — пропела старшая. — Как мы будем тосковать без вашей дорогой матери и мистера Тилсбери, когда они покинут нас, чтобы продолжить свою замечательную работу в другом месте. Я надеюсь, что они не будут отсутствовать слишком долго. Вместе они истинное чудо союза медиумов, и Ада сказала нам, что без присутствия мистера Тилсбери, который обладает настоящей силой, кажется, она привлекает намного меньше энергии извне. Такой талантливый человек… такой харизматичный и, — со вздохом продолжала она, — такой красивый! Я поражена, что его не прибрали… — старая дева громко захихикала, — но теперь, возможно, приберут?

Конечно, я догадывалась, что она имеет в виду мою маму, и попыталась улыбнуться в ответ, все время борясь с желанием сказать им обоим, что я думаю об этом объекте их слепой преданности. И в среде таких эксцентричных субъектов мама часами слушала их лепет. Я с трудом представляла, как она могла все это выносить!

Но, оказалось, весьма легко. В течение той ночи она вся светилась. Она улыбалась, смеялась, вращаясь среди маленькой толпы и участвуя в ее громкой болтовне, направляла дворецкого и маленькую служанку, которые тихо двигались между нами: он — разнося шампанское, а она — подавая серебряные подносы с едой.