Бриллиант

О, он, должно быть, думал, что очень умен! Соблазняя меня таким образом, умело играя моими чувствами. Но, конечно, он был прав и знал об этом все это время. Я поехала бы в Америку независимо от того, какое будущее могло ждать меня там, потому что Адам был теперь стрелкой моего компаса, манящей и притягивавшей меня, словно магнит. Какую пользу я могла извлечь из карт Таро? Я и так уже знала, что делать.

По крайней мере, он проявил немного доброты и благородства, не рассказав Чарльзу правду о его рождении.

Когда я проснулась следующим утром, дверь, соединявшая комнату Чарльза с моей, была широко распахнута. Я не сомневалась, что закрыла ее, но теперь он стоял рядом у моей кровати и держал в руке портрет Адама, хотя, к моему большому облегчению, письмо было нетронуто и, как прежде, лежало на тумбочке.

— О… Чарльз, — простонала я, поднимая голову с подушки, глядя сквозь слипнувшиеся веки. Я говорила почти нечленораздельно. — Я не хотела, чтобы ты увидел это прежде чем…

— …Прежде чем узнаю, что ты переписываешься с ним! — это утверждение было формальным и прозвучало холодно и обвинительно.

— Только это письмо, я клянусь тебе! Я нашла его вчера вечером и прочитала… перед сном.

— Поэтому ты не вышла, чтобы пожелать мне спокойной ночи? Почему ты не сказала мне?

— Как я могла? Ты был с дедушкой… но я сделала бы это сегодня. Мы поговорили бы обо всем…

— Что, нам есть о чем говорить? Хотя признаюсь, я удивлен тем, что ты не бросила все это сразу в огонь, единственное подходящее место для слов этого опытного лжеца.

— Но ты не можешь отказать мне в возможности услышать некоторые новости о моем сыне? Разве я могу прожить всю жизнь, притворяясь, что его не существует?

— О, он всегда существовал! — горько ответил Чарльз, бросая фотографию Адама на пол. — Все то время, что мы вместе, он всегда был здесь… даже когда мы не знали об этом, он скрывался там в твоей утробе, дожидаясь времени, чтобы появиться и разлучить нас! Но это не ребенок — это — его… — бросил он с презрением, — Тилсбери, мой так называемый отец, хотя я предпочитаю жить в невежестве, чем знать эту ужасную правду. Из-за всего, что он причинил нам, что отобрал у нас… этот человек коварно воспользовался нашими душами, это так, хотя мы и пытаемся об этом забыть!

Его голос стал низким и пронзительным, он подошел к окну, отодвинул занавески, открывая маленькое створчатое окно и глубоко вдыхая холодный утренний воздух. Я видела, что его челюсть сжата, а на бровях выступили блестящие капли пота. Там, где он руками держал толстые бархатные занавески, ткань дрожала. Пока он смотрел на туманный предрассветный сад, поглощенный кипящим тихим гневом, я ухватилась за то, что могло было стать единственным шансом, я должна была уничтожить жестокую правду, прежде чем она погубит его. Схватив письмо Тилсбери, я порвала тонкую бумагу на клочки и скомкала обрывки, также я взяла карты Таро и бросила все это — за исключением фотографии Адама — во все еще тлевшие угольки. Закрыв глаза, я молилась, чтобы все это загорелось, прежде чем Чарльз успеет повернуться, подойти и достать тлеющие клочки, а затем, вопреки запрету небес, попробует прочитать их. Но огонь оказался милостив ко мне и вспыхнул с новой силой. Тогда я открыла глаза, упав на колени в знак благодарности, и наблюдала, как пламя постепенно усиливается и растет, а его синие и золотые языки чувственно облизывают, пожирая, написанные слова, искажавшиеся и превращавшиеся в черный пепел. Слышалось, как они потрескивают и хрустят, жадное шипение огня, поглощавшего свою добычу… или это были только вздохи сожаления, слетевшие со змеиного языка их автора, поскольку я, казалось, уловила эхо голоса Тилсбери, предсказывавшего день, когда я приеду, желая его с новой силой, когда огонь, который он зажег так давно в моей спальне на Кларэмонт-роуд наконец станет непреодолимым. С трудом сглотнув, все еще борясь с этими воспоминаниями, я позвала Чарльза и, указав на пламя, солгала:

— Посмотри. Теперь все сожжено. Его слова больше ничего не значат!

Пока он медленно отворачивался от окна, я умоляла:

— Уйди с холода, Чарльз. Пожалуйста… подойди ко мне.

И, беря его за руку, я привлекла его на все еще теплую кровать, где баюкала его голову в своих руках, гладя его волосы и лицо, ища его губы и прося прощения, но вместо того, чтобы так же ответить тем же, он только произнес:

— Даже зная, как он запятнал тебя, украл твою невинность — я мог бы забыть об этом… я так и сделал и знаю, что мы были бы счастливы вместе. Но теперь Адам всегда будет стоять между нами, и как я могу справиться с этим? Слишком часто много демонов из прошлого навещают меня. У меня больше нет сил бороться.