Он был долгие годы «разрушителем». Но из людей, спасавших и спасших Францию во время войны, к бывшим разрушителям принадлежат очень многие. В Люксембургском музее есть картина Рафаэлли «Митинг в цирке Фернандо». Она писана с натуры больше сорока лет тому назад. Клемансо произносит зажигательную речь. Его фигура на первом плане передана художником удивительно: «Помесь Виктора Гюго с Робеспьером», — сказал умный человек (маршал Фош). Позади народного трибуна теснятся его ученики, друзья, обожатели. Все они тоже писаны портретно. Одни из них давно умерли (как П.Л.Лавров). За некоторыми захлопнулась дверь дома умалишенных. Очень многие ушли в другой лагерь (среди них легко узнать фигуру молодого Мильерана).
IV
В пору объявления войны Бриан был не у дел. Во главе правительства стоял Вивиани, его старый соперник и по социалистическому, и по правительственному лагерю. Но очень скоро, еще в августе 1914 года, страшные военные катастрофы поставили вопрос о привлечении в состав кабинета наиболее выдающихся людей Франции. Вивиани предложил пост военного министра Клемансо, который ответил отказом, требуя для себя должности главы правительства{16}. Вместо него был привлечен Мильеран, Делькассе стал министром иностранных дел, а Бриан министром юстиции. Вивиани пригласил Бриана в правительство не слишком охотно, зная жгучую ненависть к нему всего левого лагеря. Но в дни смертельной опасности для родины здравый смысл, патриотическое чувство, благородство национального характера французов оказались сильнее самой острой политической и личной вражды. Жюль Гед и Семба вошли в правительство вместе с Брианом.
Должность министра юстиции в пору войны не имела особенного значения. Однако роль Бриана в совете министров была чрезвычайно велика.
Война везде (в России и в Соединенных Штатах меньше, чем в других государствах) сопровождалась глухой, мало заметной публике борьбой между гражданскими и военными властями. Явление это старое и обычное. Князь Бисмарк рассказывает о той упорной борьбе, которую ему и в мирное время приходилось вести с руководителями генерального штаба. Взгляды Бисмарка на взаимоотношения военных и гражданских властей были довольно своеобразны. На основании большого личного опыта канцлер был убежден, что военные всегда и везде, явно или скрыто, стремятся к войне. Бисмарк считал это явление совершенно естественным и даже законным: какой без него был бы дух в армии? Но, исходя из такого стремления, как из факта, с которым ничего не поделаешь, Бисмарк всячески старался не допускать генералов к политике. Зато сам он беспрестанно вмешивался в чисто военные дела — и не только в мирное время. При своей безграничной вере в себя и в свои силы канцлер не без иронии относился к Роону, к Мольтке. Это влекло за собой беспрестанные столкновения. Так, в 1870 году военные власти ультимативно потребовали от короля невмешательства Бисмарка в их распоряжения. Сам канцлер рассказывал, что в пору своих высших политических успехов он подвергался настоящему бойкоту со стороны военных кругов.
У государственных деятелей, правивших Европой в 1914 году, не было ни авторитета Бисмарка, ни его силы воли. Им пришлось столкнуться с такими же затруднениями, но действовать круто они, естественно, не могли.
Теперь ни для кого не тайна, что взаимоотношения французского и британского командования в пору 1914— 1917 годов не отличались особой сердечностью. Столкновения начались с первых дней войны — начались как бы с пустяков. Французский генеральный штаб, разумеется, имел все права на первенствующую роль в управлении военными действиями. Но по чину и Жоффр, и Галлиени, и Фош, как дивизионные генералы, были ниже фельдмаршала Френча{17}. Возник вопрос о взаимном титуловании. Жоффр в первом письме к Френчу назвал его «Monsieur le Maréchal». Френч ответил «Mon cher general». Это вызвало серьезное неудовольствие среди французов: такая форма принята во французской армии в обращениях высшего к низшему. С другой стороны, если бы Френч написал просто «Mon general», то это было бы обращением низшего к высшему{18}. Из грудного положения знатоки предложили выход: взаимное титулование «Mon cher camarade». Но оттого ли, что фельдмаршал Френч не любил слова «camarade», или просто по его незнакомству с французским языком, британский командующий продолжал писать Жоффру «Mon cher general» даже в своих донесениях полуподчиненного характера.
Не надо думать, что столкновения эти имели характер, не соответствующий трагическим событиям тех дней. Во главе армии стояли выдающиеся, умные и самоотверженные люди. Но за вопросами этикета скрывалась очень серьезная проблема взаимоотношения обоих штабов, принимавшая острую форму не один раз, вплоть до 1918 года, когда Клемансо добился подчинения всей английской армии верховному командованию генерала Фоша.
Одна из нелегких задач Бриана (особенно в 1916 году) заключалась именно в том, чтобы заглаживать эти раздоры. Столкновения возникали вдобавок и между самими французскими генералами.