Бретёр

Внутренне обрадованный внезапной переменой разговора, Лучков начал «любоваться» видом. Он стал подле Маши…

– Вы любите природу? – спросила она вдруг, быстро повернув головку и взглянув на него тем дружелюбным, любопытным и мягким взглядом, который, как звенящий голосок, дается только молодым девушкам.

– Да… природа… конечно… – пробормотал Авдей. – Конечно… вечером приятно гулять, хотя, признаться, я солдат, и нежности не по моей части.

Лучков часто повторял, что он «солдат». Настало небольшое молчание. Маша продолжала глядеть на луг.

«Не уйти ли? – подумал Авдей. – Вот вздор! Смелей!..» – Марья Сергеевна… – заговорил он довольно твердым голосом.

Маша обернулась к нему.

– Извините меня, – начал он как бы шутя, – но позвольте, с моей стороны, узнать, что вы думаете обо мне, чувствуете ли какое-нибудь… этакое… расположение к моей особе?

«Боже мой, как он неловок!» – сказала про себя Маша. – Знаете ли вы, господин Лучков, – отвечала она ему с улыбкой, – что не всегда легко дать решительный ответ на решительный вопрос?

– Однако…

– Да на что вам?

– Да я, помилуйте, желаю знать…

– Но… Правда ли, что вы большой дуэлист? Скажите, правда ли? – промолвила Маша с робким любопытством. – Говорят, вы уже не одного человека убили?

– Случалось, – равнодушно возразил Авдей и погладил усы.

Маша пристально посмотрела на него.

– Вот этой рукой… – прошептала она.

Между тем кровь разгорелась в Лучкове. Уже более четверти часа молодая, хорошенькая девушка вертелась перед ним…

– Марья Сергеевна, – заговорил он опять резким и странным голосом, – вы теперь знаете мои чувства, знаете, зачем я желал вас видеть… Вы были столько добры… Скажите же и вы мне, наконец, чего я могу надеяться…

Маша вертела в руках полевую гвоздику… Она взглянула сбоку на Лучкова, покраснела, улыбнулась, сказала: «Какие вы пустяки говорите», – и подала ему цветок.

Авдей схватил ее за руку.

– Итак, вы меня любите! – воскликнул он.

Маша вся похолодела от испуга. Она не думала признаваться Авдею в любви; она сама еще наверное не знала, любит ли она его, и вот уж он ее предупреждает, насильно заставляет высказаться – стало быть, он ее не понимает… Эта мысль быстрее молнии сверкнула в голове Маши. Она никак не ожидала такой скорой развязки… Маша, как любопытный ребенок, целый день себя спрашивала: «Неужели Лучков меня любит?», мечтала о приятной вечерней прогулке, почтительных и нежных речах, мысленно кокетничала, приучала к себе дикаря, позволяла при прощанье поцеловать свою руку… и вместо того…

Вместо того она вдруг почувствовала у себя на щеке жесткие усы Авдея…

– Будемте счастливы, – шептал он, – ведь только есть одно счастье на земле!..

Маша вздрогнула, с ужасом отбежала в сторону и, вся бледная, остановилась, опираясь рукой о березу. Авдей смешался страшно.

– Извините меня, – бормотал он, подвигаясь к ней, – я, право, не думал…

Маша молча, во все глаза, глядела на него… Неприятная улыбка кривила его губы… красные пятна выступили на его лице…

– Чего же вы боитесь? – продолжал он, – велика важность! Ведь между нами уже всё… того…

Маша молчала.

– Ну, полноте!.. что за глупости? это только так…

Лучков протянул к ней руку…

Маша вспомнила Кистера, его «берегитесь», замерла от страха и довольно визгливым голосом закричала:

– Танюша!

Из-за орехового куста вынырнуло круглое лицо горничной… Авдей потерялся совершенно. Успокоенная присутствием своей прислужницы, Маша не тронулась с места. Но бретёр весь затрепетал от прилива злости, глаза его съежились; он стиснул кулаки и судорожно захохотал.

– Браво! браво! Умно – нечего сказать! – закричал он.

Маша остолбенела.

– Вы, я вижу, приняли все меры предосторожности, Марья Сергеевна? Осторожность никогда не мешает. Каково! В наше время барышни дальновиднее стариков. Вот тебе и любовь!

– Я не знаю, господин Лучков, кто вам дал право говорить о любви… о какой любви?

– Как кто? Да вы сами! – перебил ее Лучков, – вот еще! – Он чувствовал, что портит всё дело, но не мог удержаться.

– Я поступила необдуманно, – проговорила Маша. – Я снизошла на вашу просьбу в надежде на вашу délicatesse… да вы не понимаете по-французски – на вашу вежливость…

Авдей побледнел. Маша поразила его в самое сердце.

– Я не понимаю по-французски… может быть; но я понимаю… я понимаю, что вам угодно было смеяться надо мной…

– Совсем нет, Авдей Иваныч… я даже? очень сожалею…

– Уж, пожалуйста, не толкуйте о вашем сожалении, – с запальчивостью перебил ее Авдей, – уж от этого-то вы меня избавьте!

– Господин Лучков…

– Да не извольте смотреть герцогиней… Напрасный труд! меня вы не запугаете.

Маша отступила шаг назад, быстро повернулась и пошла прочь.

– Прикажете вам прислать вашего друга, вашего пастушка, чувствительного Сердечкина, Кистера? – закричал ей вслед Авдей. Он терял голову. – Уж не этот ли приятель?..