Брет Гарт. Том 3

Возле одного из описанных строений, а если быть более точным, то прямо под ним, мистер Рамирес замедлил шаг и начал подъем по длинной деревянной лестнице, которая привела его в конце концов к основанию дома. Преодолев вторую, столь же протяженную лестницу, он добрался до веранды, или галереи, второго этажа (дело в том, что первый этаж дома был почти полностью скрыт насыпью). Рамирес разыскал третью лестницу, ведшую на сей раз вниз. Спустившись, он оказался на открытой площадке перед распахнутой настежь входной дверью. В холле несколько темнолицых людей без сюртуков, без воротничков и без галстуков сидели, развалясь, и покуривали сигаритос, как видно, не страшась ни холода, ни тумана. У раскрытых окон сидели две или три женщины. На них были ослепительно белые юбки из тончайшего муслина, все в оборках, плечи же и головы у них были укутаны в теплые шали, словно их талия, как линия экватора, разделяла лето и зиму.

Внутри дом был почти не освещен; желтовато-коричневые стены и темная мебель, с которой табачный дым постепенно снял лакировку, усугубляли общий сумрак. Желтый дым клубился, заполняя веранды и комнаты. Сорочки мужчин были испещрены коричневыми подтеками; желтоватые пятна виднелись и на ослепительно белых юбках дам. Верхний сустав большого и указательного пальца у всех присутствующих был ярчайше желтым. Дом насквозь пропах жженой бумагой и табаком. Изредка на фоне этого ритуального аромата пробивались запахи красного перца и чеснока.

Двое-трое из куривших в холле мужчин степенно приветствовали Рамиреса, как старого знакомого. Одна из женщин — самая полная из всех — появилась в дверях гостиной. Придерживая шаль на плечах с такой старательностью, словно она опасалась невзначай остаться нагой до пояса, женщина кокетливо помахала молодому человеку черным веером и приветствовала его с большой живостью, обозвав «неблагодарной тварью», «изменником» и «иудой». Когда Рамирес подошел поближе, женщина игриво спросила:

— Почему ты пропадал так долго и откуда ты явился, негодник?

— Неотложные дела, любовь моя, — ответил Рамирес с небрежной галантностью. — Кто там наверху?

— Свидетели.

— А дон Педро?

— Тоже там. И сеньор Перкинс.

— Отлично. Я загляну немного погодя.

Простившись кивком, Рамирес быстро взбежал по лестнице. На первой площадке он остановился и неуверенно постучался в ближайшую дверь. Никто не ответил Он постучал громче и решительнее, ключ с лязгом повернулся в замке, дверь распахнулась, появился человек в ветхом сюртуке и обтрепанных брюках. Он яростно уставился на Рамиреса, сказал по-английски: «Какого еще дьявола? Стучитесь рядом!» — и хлопнул дверью перед самым носом Рамиреса. Рамирес тут же направился к двери, указанной свирепым незнакомцем, и был встречен густыми клубами дыма и приветственными возгласами.

За круглым столом, на котором были разбросаны загадочного вида документы, пергаментные свитки в географические карты, сидели шестеро. Почти все они были пожилые люди, темнолицые и седовласые, а один, сморщенное лицо которого цветом и фактурой походило на кору красного дерева, был совсем дряхлый старик.

— Третьего дня ему исполнилось сто два года. Он главный свидетель по делу Кастро. Удостоверяет подпись руки Микельторрены, — пояснил дон Педро Рамиресу.

— А помнит ли он вообще что-нибудь? — усомнился Рамирес.

— Кто знает? — пожал плечами дон Педро. — Он даст показание под присягой; больше ведь ничего не требуется.

— Что за зверь живет у вас в соседней комнате? — спросил Рамирес. — Волк или медведь?

— Это сеньор Перкинс, — ответил дон Педро.

— А что он там делает?

— Переводит.

С некоторым раздражением Рамирес поведал, как он попал не в ту дверь и сколь неприветливым оказался незнакомец. Присутствующие выслушали его молча, со вниманием. Будь на их месте американцы, Рамиреса, конечно, подняли бы на смех. Но тут никто не улыбнулся; всякое нарушение учтивости даже для этих людей, нравственность которых стояла под вопросом, было нешуточным делом. Дон Педро попытался разъяснить происшедшее:

— Видишь ли, у него здесь не все в порядке, — он постучал пальцем по лбу. — Но он совсем не похож на других американцев. Точен, молчалив, строгих правил. Часы пробьют три — он здесь; часы пробьют девять — уходит. Битых шесть часов трудится в своей комнатушке. А сколько успевает сделать, боже милосердный! Ты просто не поверишь. Целые тома! Фолианты! В девять вечера раскрывает конверт, который кладет ему на конторку его padrone 8, вынимает из конверта десять долларов — золотую монету — и уходит. Говорят, что половину он оставляет в игорном доме, ровно пять долларов — ни цента более. Другие пять долларов — на расходы. И так всегда. Каждый божий день. Человек глубочайших знаний, ученый человек, изумительный человек! Испанский знает в совершенстве; французский тоже. Какое неоценимое сокровище для адвокатов, чистое золото, ты сам понимаешь. Но он не желает с ними иметь никакого дела. Он отвечает им: «Я перевожу. Что я перевожу, ложь или правду, мне наплевать. Я перевожу — и только. Ничего более». Изумительный человек.