Брет Гарт. Том 3

Набрав сосновых веток и благоухающей хвои, Гэбриель соорудил мягкое ложе для раненого, но, как он и предвидел, лихорадка Джека к ночи усилилась. Дыхание у него стало неровным; он принялся что-то быстро, сбивчиво рассказывать про Олли, про Рамиреса, про красавицу, портрет которой висел у него на шее, про Гэбриеля и вдобавок еще про какого-то никому не ведомого человека, существовавшего, как видно, лишь в его воспаленном воображении — Джек считал его своим доверенным лицом. Раз или два он принимался громко кричать, а потом, к величайшему ужасу Гэбриеля, пустился петь. Гэбриель не сумел вовремя прикрыть ему рот рукой, и Джек исполнил начальную строфу из популярной местной баллады. Стремительный горный поток, бурля и клокоча, словно аккомпанировал ему; раскачивающиеся на ветру сосны потрескивали и скрипели в унисон; долготерпеливые звезды над головой взирали безмолвно и сочувственно. Вдруг в лощине, внизу, — или то почудилось Гэбриелю? — словно эхом отозвался подхвативший песню голос. Гэбриель застыл от тревоги и от восторга одновременно. Уж не бредит ли он тоже? Или то в самом деле голосок Олли? Раненый рядом с ним не замедлил исполнить вторую строфу баллады; голос снизу с живостью отозвался. Сомнений больше не было. Гэбриель поспешно сгреб в кучу сухие ветки и шишки и зажег их. Пламя взвилось кверху; в зарослях кустарника послышался треск, показались две фигуры; еще через минуту, раньше, чем медлительный Гэбриель успел опомниться, задыхающаяся от бега Олли бросилась к нему в объятия, а верный Пит, еле сдерживая рыдания, упал на колени возле своего израненного, бесчувственного господина.

Олли первой обрела дар речи. Как всякая женщина в подобной ситуации, она прежде всего постаралась установить, что не несет никакой ответственности за все, что случилось, и потребовала выдачи виновников.

— Почему ты не сообщил нам, где вы находитесь? — спросила она самым капризным тоном. — И что вы делаете здесь, в темноте, в лесу? Как ты мог бросить меня одну в Уингдэме? Почему ты не позаботился разжечь костер, пока я не запела?

А Гэбриель, как и всякий мужчина в подобной ситуации, даже и не подумал отвечать на ее вопросы, а только повторял, сжимая ее в объятиях:

— Ах ты, моя малютка, пришла наконец к братцу Гэйбу, благослови тебя господь!

Ну, а мистер Гемлин, как всякий сумасшедший — мужчина ли, женщина, неважно в данном случае, — гнул свое: для начала он возобновил прерванные было вокальные упражнения.

— Он бредит, Олли, — виновато объяснял Гэбриель, — у него рана в ноге. Пытался спасти меня, хотя я этого нисколько не заслуживаю. Это ведь он пел давеча.

Тут Олли, повинуясь непреложным законам женского поведения, разом перешла от праведной непогрешимости к самой непростительной опрометчивости. Она кинулась к лежавшему Гемлину.

— Ах, что с ним, Пит? Он не умрет?

И Пит, не веривший ни в чье врачебное искусство, кроме своего, ответил озабоченно:

— Дела так себе, мисс Олли, это уж факт; но раз я здесь, я буду его лечить. С благословения всевышнего, понадеемся на лучшее. Ваш брат добрый человек и смыслит кое-что в уходе за больными, но, чтобы пользовать массу Джека, ему не хватает профессиональных навыков.

Пит расстегнул саквояж, извлек оттуда походную аптечку и принялся рыться в ней с видом домашнего врача, вызванного к больному, увы, после того, как самонадеянный деревенский лекарь наделал уйму досадных промахов.

— А как же ты разыскала нас? — спросил Гэбриель, безропотно уступая Питу роль сиделки. — Откуда ты узнала, где мы прячемся? И как решилась пуститься на поиски? Впрочем, ты ведь у меня умница, Олли, и такая смелая девочка!

Гэбриель с обожанием поглядел на сестру.