Брестская крепость

Это стрелял неизвестный советский пулеметчик из дота западного форта. Привлеченный криками и стрельбой, он начал бить длинными очередями, целясь, видимо, по огню костров. Гаврилову пришлось упасть ничком у стены какого-то полуразрушенного дома, чтобы не угодить под его пули. Но пулеметчик невольно спас его: фашисты, бежавшие за майором, попали под огонь, — Гаврилов слышал, как они, что-то крича, побежали обратно.

Прошло с четверть часа, и все стихло. Тогда Гаврилов, прижимаясь к земле, пополз в сторону внешнего вала крепости, постепенно удаляясь от дороги.

Ночь была непроглядно темной, и он почти наткнулся на стену. Это была кирпичная стена одного из казематов внешного вала. Он нащупал дверь и вошел внутрь.

Целый час он ходил по пустому помещению, ощупывая осклизлые стены, пока, наконец, догадался, где он находится. Здесь перед войной были конюшни его полковых артиллеристов. Теперь он понял, что попал на северо-западный участок крепости, и это обрадовало его — отсюда было ближе добираться до Беловежской Пущи.

Он вышел наружу и осторожно переполз через вал на берег обводного канала. На востоке уже светлело небо, занималась заря. Прежде всего он лег на живот у берега и долго пил затхлую стоячую воду из канала. Потом вошел в канал и двинулся на тот берег.

И вдруг оттуда, из темноты, донеслась немецкая речь. Гаврилов застыл на месте, всматриваясь вперед.

Постепенно он стал различать темные очертания палаток на том берегу. Потом там вспыхнула спичка, и малиновым огоньком затлела папироса. Прямо против него на берегу канала был лагерь какой-то вражеской части.

Он бесшумно вылез на берег и отполз к валу. Здесь оказалась маленькая дверь, и, войдя в нее, он попал в узкий угловой каземат с двумя бойницами, глядящими в разные стороны. Коридор тянулся из каземата дальше вглубь вала. Он пошел по этому коридору и снова попал в помещение той же конюшни.

Заметно светало. Надо было найти надежное укрытие на день, и Гаврилов, подумав, решил, что лучше всего укрыться в угловом каземате. Стены его были толстыми, а две бойницы, выходящие в разные стороны, могли пригодиться, — если бы гитлеровцы обнаружили майора, из них он мог бы отстреливаться, держа в поле своего зрения большой участок канала.

Он снова обследовал этот каземат, и только одно обстоятельство смутило его: там негде было укрыться, и стоило немцам заглянуть в дверь, его немедленно обнаружили бы.

И тогда он вспомнил, что у самой двери каземата, на берегу канала, свалены кучи навоза — его выносили сюда, когда чистили конюшни. Он торопливо принялся таскать этот навоз охапками и сваливать его в углу каземата. Прежде чем рассвело, его убежище было готово. Он зарылся в эту груду навоза и завалил себя снаружи, проделав небольшую щель для наблюдения и положив под рукой оставшиеся пять гранат и два пистолета — немецкий и наш «ТТ» — каждый с полной обоймой.

Весь следующий день он пролежал тут. Солдаты противника ходили совсем рядом, они что-то делали на берегу канала, переговаривались, а один раз несколько человек прошли через его каземат в конюшню. Гаврилов держал наготове пистолет, но они не обратили внимания на сваленный в углу навоз.

Ночью он снова вышел на берег канала и напился. На том берегу по-прежнему темнели немецкие палатки и слышались голоса солдат. Но он решил ждать, пока они не уйдут, тем более, что стрельба в крепости, как ему казалось, мало-помалу затихала, — судя по всему, противник подавлял один за другим последние очаги сопротивления.

Три дня он провел без пищи. Потом голод стал таким острым, что терпеть дольше было невозможно. И он подумал, что где-нибудь рядом с конюшней должен быть цейхгауз, где хранится фураж, — там мог остаться ячмень или овес.

Он долго шарил по конюшне, пока руки его не нащупали сваленные в одном из углов помещения какие-то твердые комки. Он откусил от такого комка и почувствовал вкус чего-то съедобного.

Это был комбикорм для коней — смесь каких-то зерен, мякины, соломы и еще чего-то. Во всяком случае это утоляло голод и даже казалось вкусным. Теперь он был обеспечен пищей и готов ждать сколько понадобится, пока для него откроется дорога на Беловежскую Пущу.

Дней пять все шло хорошо — он ел комбикорм, а ночью пил воду из канала. Но на шестой день началась сильная резь в желудке, которая с каждым часом усиливалась, причиняя невыносимые страдания. Весь этот день и всю ночь он, кусая губы, удерживался от стонов, чтобы не выдать себя, а потом наступило странное полузабытье, и он потерял счет времена. Когда он приходил в себя, то чувствовал страшную слабость — он с трудом шевелил руками, но прежде всего машинально нащупывал рядом с собой пистолет и гранаты.

Видимо, его выдали стоны. Он внезапно очнулся от того, что совсем рядом с ним раздались голоса. Через свою смотровую щель он увидел двух автоматчиков, стоявших здесь, внутри каземата, около груды навоза, под которой лежал он.

И, странное дело, как только Гаврилов увидел врагов, силы снова вернулись к нему и он забыл о своей болезни. Он нащупал немецкий пистолет и перевел предохранитель.