Бремя живых

По-польски он тоже соображал прилично, но именно в тех пределах, как и следовало купцу, разъезжающему по просторам многонационального государства. В Ташкенте мог кое-как объясниться, и в Тифлисе, и в Эривани, и даже в Ревеле, хотя их угрофинский диалект, как казалось Фариду, и сами аборигены не слишком разумели.

В принципе сейчас он был в наилучшей позиции за все время своей нелегальной деятельности. Пока не начнешь вести себя неправильно, на твоей стороне вся мощь московских секретных служб и подполья польских сепаратистов, и даже есть кое-какие концы в резидентурах иных, ныне не упоминаемых государств. Короче – живи и радуйся.

С чего он и решил начать. Нет, не с нарушений, а, наоборот, с радостей.

Чекменев не только выдал ему приличную сумму наличных на дорогу и «первое обзаведение», как он выразился, имея в виду отнюдь не покупку вещей первой необходимости, а и сообщил номера некоторых банковских счетов, которыми можно пользоваться невозбранно.

Велика ли беда, что счета эти принадлежали отнюдь не российским спецслужбам, а организациям, им бескомпромиссно враждебным. На то и война. А уж как этими богатыми возможностями сумеет Фарид воспользоваться – это вопрос его сообразительности и удачи.

Варшава – город интересный, по-хорошему экзотический, хоть и входит уже более двух сотен лет в состав России, но по сю пору сохраняет налет Средневековья, и не только европейского.

Замки, костелы, дома купцов и шляхты времен расцвета Речи Посполитой. Узкие улочки тринадцатого-четырнадцатого веков, и рядом широкие проспекты, проложенные уже при русских наместниках. И тут же совершеннейшие муравейники, в которых пятьсот лет селились евреи по мере их медленной, но неотвратимой миграции из испанских и германских земель, обнесенные причем высокими каменными стенами с редкими воротами, вроде бы давно заброшенными, вросшими углами в землю, а там, кто его знает… По крайней мере, петли на них, если глянуть заинтересованно и с вниманием, похоже, не так давно смазаны солидолом.

Гетто, оно и есть гетто.

Начнись вдруг что (как не один раз случалось в самые благополучные для еврейских общин всего мира времена, в той же и Севилье, к примеру), ворота вдруг сами собой закроются, на стенах появятся воины (из тех, кто не собрались в свое время, вернее, не сочли нужным оставлять обжитый плацдарм ради берегов Мертвого моря и струй Иорданских), в достаточной степени оснащенные стрелковым оружием. И не только легким. Чтобы дать достойный отпор всем возжелавшим развлечься древней забавой под названием «погром», пощупать, что там хранится в кованых сундуках наследственных гранильщиков алмазов и ростовщиков.

На Варшавское гетто, крупнейшее во всем «цивилизованном мире», за исключением разве Бухарского, у Фарида был особый расчет. Но не на ближайшее время.

Сейчас он взял на привокзальной площади открытый автомобиль-ландо[92], огляделся по привычке, ничего подозрительного, естественно, не увидел и велел шоферу везти себя в отель «Кристалл», на перекрестке Маршалковской и Аллей Иерузалимских.

Золотая осень в Варшаве была хороша. Покуривая сигару, Фарид вдруг задумался: а не прав ли был тот самый, взявший его в плен, русский полковник, говоривший, что, живя в империи, куда лучше служить ей, а не ее врагам.

В смысле, что и по деньгам не хуже выйдет, а в рассуждении карьерных перспектив и душевного спокойствия – намного лучше. Да и прав он, наверное.

Если исключить один-единственный вопрос.

Империя ведь ваша! Если бы она была нашей – совсем другой разговор.

Что бы там ни говорили насчет возможности представителей разных цивилизаций и культур адаптироваться друг к другу – это полная ерунда. Человек, родившийся турком, пусть даже он окончит два факультета в лучших университетах Европы и научится говорить без акцента на русском, французском, немецком и английском, так турком и останется. Иногда – только в душе, а иногда – целиком и полностью.

Как будто тот полковник, Неверов, преобразившись, по долгу службы или повороту судьбы, в турка, мог стать им на самом деле.

Научился бы есть руками плов, а сам мечтал о жареной картошке с огурцом, привык к ласковой и покорной мусульманской жене, а грезил бы об отчаянной, раскованной, не признающей никаких приличий русской девчонке, ходил бы пять раз в день в мечеть, все время вспоминая свои церкви, басовитых попов и свечи, горящие перед иконами…

Нет, «запад есть запад, восток есть восток, и вместе им не сойтись…».

Но сегодня, господин Чекменев, мы с тобой в одной лодке. Я не знаю, куда собираешься грести и приплыть ты, но пока наши намерения сходятся. А там видно будет…

Фарид, конечно, как всякий толковый разведчик-аналитик, не мог не попытаться разгадать игру противника. И кое-какие гипотезы уже выстроил. Только были они слишком уж умозрительными. Реальной информации не хватало.