Бремя богов

– Дело шаман говорит, – неожиданно прохрипел старый Сохник. – Помню, попал я как-то в юности в свежий бурелом. Дерево на дереве лежали, да ветки все переплелись. Пытался я там пройти, да так и не смог. Рукой махнул и вкруговую отправился. С лошадьми же там и по сей день делать нечего, пусть даже все ветки сгнили в труху и половина стволов осела. Не пройдут.

– Если вместе возьмемся, – обвел глазами охотников Луниной, – и каждый хотя бы по два дерева срубит…

– Можно даже по одному, – потер шею Борода. – Коли за Пчелиной падью тропу загородить, то там с одной стороны низина топкая, а с другой ельник старый. Через него и так не протиснешься, да еще зимой ветер половину деревьев поломал, тут и там поперек пути валяются. Пеший все ноги переломает, конному вовсе дороги нет. Как мыслишь, Песец?

– Ну, давайте попробуем, – со вздохом согласился остролицый. – Но если скифы придут снова, мы с женой все равно откочуем! Хоть со вами, хоть без вас.

– Так и решим, – подвел черту Борода. – Остаемся здесь. Завтра все идем к Пчелиной пади и строим завал.

Охотники с явным облегчением стали подниматься. Вестимо – заниматься сворачиванием селения и переносом его в другое место никто не хотел. Учитывая полное отсутствие у лесовиков домашних животных – такая работа обещала стать очень долгой и тяжелой.

Как успел понять Золотарев, если лесовикам требовалось навестить дальние угодья – они предпочитали сходить туда, поохотиться и вернуться с добычей домой, а не уезжать всем кочевьем. В разных концах родовых земель у всех семей имелись небольшие стоянки, заимки, куда можно прийти, пожить и уйти, не таская с собой ничего, кроме оружия и добытого зверья.

Главное же стойбище перемещалось только в самом крайнем случае.

– Скажи, Борода, – подошел к задержавшемуся лесовику Золотарев, – почему наш род живет здесь, рядом со степью? Почему не откочевать к северу, подальше от скифов? Лес остановит степняков куда надежнее, нежели любые чудовища или любая крепость. Дальше, чем на три-четыре дня пути, всадникам в чащу не пробраться. Для лошадей здесь нет ни дорог, ни еды.

– Ты задаешь странные вопросы для нашего предка, шаман, – хмыкнул мужчина, молчаливо признаваемый на стойбище за старшего.

– В небесных чертогах нет войн, рабства и голода, Борода. Мы жили в чумах из рысьего меха и спали на песцовых шкурах, не зная опасностей. Я очень многое успел позабыть. Я предупреждал об этом, когда вы звали меня обратно.

– На севере нет скифов, Старый, – прищурился на него обожженный лесовик. – Но зато там есть славяне. Скифы приходят и уходят, а славяне остаются рядом навсегда. Сидят по берегам рек, в своем порусье, и в любой миг могут схватить одинокого чужака, чтобы потом продать варягам. У нас набеги случаются иногда, на севере они не прекращаются ни на миг. Еще неизвестно, что лучше! Я знаю, Любый завоевал много славянских земель и разрушил тысячи святилищ сварожичей, – Борода указал на стоящего за утоптанной площадкой одинокого идола, у ног которого лежала стопкой аккуратно сложенная чистая одежда. – Под его властью больше нет рабства, а соль доступна всем. Однако посланник небесных духов один, совершенно один. Если с ним что-нибудь случится, сварожичи очень быстро вернут свои капища и свою власть обратно.

– Коли Любый такой могучий победитель, отчего не поможет нам разгромить скифов?

– Потому что скифы приходят и уходят, а славяне остаются всегда, – повторился лесовик. – Если славяне узнают, что Любый увел детей небесных духов на войну со скифами, они тут же забудут его законы, и все покатится по-прежнему: вымогательство за соль, запреты выходить к воде, захваты молодых лесовиков и продажа их в рабство. Скифы дают за каждого сильного пленника по медному котлу! Кто же устоит перед подобным соблазном?

Воин великой Купавы только скривился в ответ и тяжело вздохнул.

Человеку двадцать первого века, привыкшему греть еду в микроволновке, заваривать обед в одноразовом стаканчике и в любой момент наливать кипяток из термопота – ему трудно понять, сколь огромным сокровищем является обычный медный котелок. Степан, который за два месяца пути с ежедневной обильной рыбалкой ни разу не смог сварить ничего похожего на уху – про это уже догадывался.

Без медного котла невозможно сделать ни супа, ни каши, невозможно размягчить хрящи или жесткое мясо, выварить коренья или даже просто вскипятить воды. Без него человек оказывается отрезан от многих очень приятных, вкусных и сытных возможностей. Особенно это чувствительно для беззубых стариков и маленьких детей, для раненых и больных – которым недоступен самый банальный мясной бульон.

Глиняная посуда, при всех ее достоинствах, открытого огня не любит и в очагах очень часто трескается. Медный котелок – можно вешать прямо в пламя и ничего не бояться. И потому не знающие медной посуды народы рождались, жили и умирали, так ни разу и не вкусив ничего вареного.