Бред Тьюринга

Кандинскому нравится гулять в центре города, известном как Энклаве. Это разношерстная толпа уличных продавцов-нелегалов, запах сандвичей, продающихся здесь на каждом углу, фасады старинных зданий; на скамейках пенсионеры и ветераны читают свои газеты; неподалеку расположен небольшой собор, на ступенях которого постоянное пристанище нищих. Несколько лет назад во время очередного скачка экономики, какие иногда случаются в Рио-Фугитиво, Городской Комитет был весьма обеспокоен появлением в городе слишком большого количества новых зданий. Эти дома, безусловно, украшали городской пейзаж и придавали ему современный вид. Но терялось историческое лицо старого города, любимых мест отдыха горожан. Разрушались колониальные церкви и постройки XIX века, пропадал скромный колорит, который свидетельствовал о смене веков и поколений, будто напоминая, что все в мире преходяще. А можно ли было сохранить традиции при всеобщей модернизации? Гражданский комитет мобилизовал все силы для того, чтобы не допустить застройки старинных кварталов. И это удалось. Но битва продолжается: новый город осаждает старый, наступает на него со всех флангов и, кажется, лишь ждет удобного случая, чтобы одержать окончательную победу. Энклаве – яркий пример того, что одной старины недостаточно для того, чтобы свидетельствовать о величии. К примеру, здания, построенные в конце XIX века (Центральный телеграф, Главный вокзал, Народный театр), сейчас пустуют и постепенно приходят в полный упадок. Другие же старинные постройки, такие как здания "Палас-Отеля" или компьютерного университета, где учился Кандинский, стоят наперекор всему.

Кандинскому хотелось бы, чтобы весь Рио-Фугитиво походил на этот старый район, Энклаве. Место, где остановилось время, куда не добрались супермаркеты, которыми кишит сейчас вся планета. Множество молодых людей во всем мире думают так же, как он. Рио-Фугитиво должен превратиться в боливийский Сиэтл, в Сиэтл всей Южной Америки. Кандинский и несколько его активистов добьются того, что ураган недовольства наконец-то вырвется на поверхность.

Чтобы революция была успешной, размышляет Кандинский, подперев голову руками, нужно привлечь к делу людей. Он сидит в комнате Фибера, который поздно улегся спать накануне и сейчас громко храпит. Пальцы Кандинского сильно болят; он двигает ими, будто набирает что-то на клавиатуре компьютера, – эта привычка появилась у него недели две назад. Какие слова он рисует в воздухе, что за коды компьютерного обеспечения выводит на несуществующий экран? Раннее утро; еще стелется холодный туман, но первые лучи солнца уже проникают сквозь закрытые занавески. За окном уже не так ярко выделяется красная неоновая вывеска напротив. Город просыпается, улицы наполняются шумом машин и голосами газетчиков.

Кандинский никак не может заснуть. Такое случается с ним, когда он думает о революции. Он не может избавиться от размышлений, перестать думать хоть на время. Мысль его постоянно работает и уносится порой очень далеко. Важно суметь соединить желания, интуицию, ощущения… Когда соблюдено равновесие между рациональным и иррациональным, мысли начинают буквально искрить.

Иногда он думает о Лауре и вспоминает тот случай в ванной. Не может быть. Кто бы мог подумать…

Первым делом он должен покинуть дом Фибера. У него уже достаточно денег на покупку квартиры. Это абсурд – иметь приличный счет в банке и продолжать спать в одной комнате с приятелем. Фибер говорит, что не следует привлекать к себе внимание крупными денежными тратами, иначе полиция может заподозрить неладное. Достаточно офиса, который они снимают. Нет проблем.

Есть проблемы, думает Кандинский. Он решил забрать свою долю и обязательно переехать на этой же неделе. Ему необходимо найти соратников и последователей. Недовольных сегодняшним положением вещей и готовых делать все для того, чтобы такое положение изменилось. Ему представляется целая армия молодых людей гораздо более решительных, чем предыдущее поколение. Они отбросят в сторону свою апатию и обратят всю злость на правительство, покоренное транснациональными корпорациями; они выступят против нового мирового порядка. Недовольство уже витает в воздухе, и вопрос лишь в том, чтобы направить его в нужное русло. Это будет нелегко, но, как верно написано на одном из плакатов на стенах Сан-Игнасио: "Нет бессильных, есть неспособные".

Кандинский зевает. Может быть, к нему наконец-то придет сон. Он думает о том, что эта его революция будет отличаться от всех, что происходили ранее. Да, будут и демонстрации на улицах города, и пламенные речи с балкона на главной площади. Но часть работы будет проводиться на расстоянии, с помощью компьютеров. Возможно, его товарищей по борьбе даже не доведется увидеть лично.

Трехмерные геометрические фигуры кружатся на экранной заставке. Лучи утреннего солнца, кажется, подсматривают за ним.