Братья: Кирилл и Мефодий

«Осенью 855 года повел король Людовик войско против Ростислава, герцога моравов, которые восстали против немецкого господства. Король сражался с малым счастьем и возвратился назад без победы» — так записано было в летописи.

Заодно с немецким королем был и архиепископ зальцбургский. Он считал земли моравов собственным владением, посылал туда своих священников. Десятую часть урожая крестьяне должны были отдавать церковникам.

Немецкие священнослужители наскоро, по-латыни бубнили молитвы, зато обстоятельно, зорко оглядывали поля, пересчитывали стада, чтобы не обманули их славяне, чтобы положенная часть добычи перешла к ним в доход.

Князь мечтал о самостоятельной славянской церкви. «Народ, послушный воле чужеземных священников, не может стать независимым», — думал князь Ростислав.

Братья усердно обучали своих учеников грамоте и церковной службе на языке славян. Ученики были старательными. Скоро среди них выделились самые верные, самые способные. Звали их: Горазд, Климент, Лаврентий, Ангеларий, Славомир, Наум.

На первую службу князь привел всю свою семью.

Лишь его племянник, Святополк, не пошел слушать славянское служение, он был в дружбе с немецкими священниками.

Службу вел сам Константин. Мефодий и ученики помогали ему.

«То было чудное мгновение!.. Глухие стали слышать, а немые говорить, ибо до того времени славяне были как бы глухи и немы» — так написали летописцы о той первой славянской службе.

Константин и Мефодий ездили по стране, основывали новые церкви, обучали новых людей.

Вскоре опустели церкви, где вели службу немецкие проповедники на так и не понятой чужой латыни. Перестал народ слушать посланников архиепископа зальцбургского, друга немецкого короля.

Не повезли им моравы свой урожай.

НАПАДЕНИЕ

В тот вечер Константин был дома один. Он сидел при свече, переводил с греческого на славянский новую книгу. Брат уехал в дальние села. Ученики только что разошлись.

По крыше гулко стучал дождь, ветер сотрясал соседние деревья, рвал с них последние листья.

Неожиданно в дверь громко постучали.

Константин привстал, но дверь уже распахнулась, и вошел человек в мокрой одежде.

Это был немецкий священник, один из посланников зальцбургского архиепископа. Священник с первых дней в Велеграде едва замечал Константина. Проходил мимо, не — здороваясь, а когда однажды Мефодий попросил у него взаймы церковную утварь, он грубо отказал.

Теперь этот священник отряхивал грязь и воду у двери, ждал, когда Константин пригласит его пройти к свету и сесть.

Константин пригласил.

— Когда бы я ни шел мимо, все у вас свеча горит, — заговорил священник неожиданно дружелюбно. Он с любопытством посмотрел на рукопись, лежавшую на столе.

— Перевожу новую книгу, — сказал Константин. — Удивляюсь, страна уже сто лет как считается христианской, а многие люди не видели в своей жизни ни одной книги.

— Не божеское это дело, нет не божеское! — Священник разглядывал знаки славянского письма. — Народ здесь дикий и темный. Грубый его язык не годится для прославления господа.

— Вот мы и просвещаем его, — ответил Константин.

— Нельзя на варварском языке славить бога. Его можно лишь оскорбить такой молитвой. Пусть славяне чаще ходят в церковь и проникаются звуками латинских молитв.

— Но если славянин забудет родной свой язык, он и славянином перестанет быть!

— Зато на него падет благодать божья!

— Каждый народ должен знать свой язык и свою историю! — сказал Константин твердо. — А возносить молитвы можно на любом языке, лишь бы они были искренни!

Священник понял, что убедить Константина ему не удастся, и решил не продолжать спор. Он мельком взглянул на темное окно и произнес с сочувствием в голосе:

— Холодно тут, сыро. На вашем море такой погоды вы и не видели.

— Что поделаешь, — сдержанно улыбнулся Константин, — мы знали, куда ехали, были готовы и мерзнуть.

— Такой образованный человек в волчьей глуши пропадает! — с прежним сочувствием продолжал священник. — Тут за водой к колодцу не выйдешь, ноги увязнут, а в Константинополе, говорят, вода сама в дом течет. Что., верно это?

— У нас во многих городах есть водопроводы.

— Культурная страна! Говорят, в храмах ваших одного золота больше, чем во всем мире.

— Храмы у нас красивые.

— И книг столько, что не сосчитать! Сколько вы с собой-то привезли? Ведь много не увезешь?

— И это верно.

— И что вам тут одному волком выть?

— Я здесь не один. У нас с братом учеников уже немало, и дикими да темными их никто теперь не назовет.

— С братом? — Священник посмотрел на Константина странно и чуть заметно усмехнулся. Потом поднялся и стал прощаться.

— Я ведь просто шел мимо, смотрю, у вас свеча горит. Думаю, надо зайти, хоть поговорить когда-нибудь…

Священник ушел, а Константина не покидала тревога за Мефодия. Уж слишком странным был взгляд, когда заговорили о брате. Константин вышел из дому, на ветер и дождь, долго стоял, вглядываясь в темноту.

* * *

Тропа шла вдоль реки, через низкие луга.

Лошадь шагала небыстро, да ее и подгонять не стоило, потому что кругом было темно, и двигалась она скорей всего наугад.