Мы с товарищем, одетым в костюм-тройку cеро-голубого цвета, спустились в нижнюю часть города, пересекли Красную площадь и подошли к двухэтажному зданию постройки середины XIX века.
Внешний облик курзала был в точности таким, каким его изображали на старинных открытках и фотографиях – с рустовкой нижнего этажа, пилястрами, лепной отделкой по верху. Пройдя через крыльцо в виде портика и гардероб, мы оказались в обширной длинной зале. Буфет находился за перегородкой слева, туда я и направил свои стопы, втягивая носом призывные запахи. На прилавке пузатился многоведерный самовар, стояли блюда с пирожками, бутербродами с рыбой, колбасой и сыром. У меня мгновенно разыгрался аппетит. Все, хватит голодать! Театральный буфет, конечно, не столовая, наесться от пуза не удастся, но я, наконец-то, как следует, оторвусь!
Через минуту я хлебал горячий чай из граненых стаканов и уплетал еду с такой быстротой, что мой спутник, заказав себе пирожок и стакан чая, не переставая, покачивал головой.
– Ну, ты даешь, Нечаев! – крякнул он, поглаживая накладные усы и бородку. – Пять бутербродов умял, шесть пирожков!
– Поголодать бы тебе с мое, запел бы по-другому! Небось, на базаре-то есть, чем разжиться?
Мы сели за столик с таким расчетом, чтобы видеть все помещение буфета. До начала спектакля еще было далеко, но почти все столики были заняты. Слышались приглушенные разговоры, смешки, стук стаканов. Кого здесь только не было! Сидели или чинно прохаживались военные с дамами под ручку, молодые и средних лет служащие, пожилые женщины в длинных платьях, девицы с накрашенными губами в модных юбках, дворяне в безукоризненных костюмах и пенсне, бывшие купцы и мещане в сюртуках, косоворотках и картузах. В дальнем углу сидела троица охотников в прорезиненных плащах, шумно обсуждавших повадки дичи.
– Вон там торчит парикмахер, – говорил мне вполголоса мой спутник. – Мастер своего дела. Рядом с ним расположился летчик, об аэропланах знает все. Счетоводов разных ведомств полно, монтеров, дантистов, учителей. И все с женами, а на тех, погляди-ка, сколько всякой бижутерии!
Через парадный вход вошел застегнутый на все пуговицы выходного френча Маркин, держа под руку свою высокую статную супругу в красивом платье с блестками. Следом за ними прошествовала группа серьезных молодых людей в кожаных куртках, перепоясанных ремнями, галифе и начищенных сапогах. Возглавлял ее голубоглазый крепыш лет тридцати пяти.
– Яркин со своими чекистами! – шепнул мне Карпин.
Мне пришло на ум высказывание Ф.Э. Дзержинского о том, что у чекиста должно быть горячее сердце, чистые руки и холодная голова. Идейность, неподкупность, трезвый расчет! Вид этих ребят, особенно их лидера, говорил о том, что с этим у них все в порядке. А слова Светловского о перерожденце в их рядах? Ну, все может быть, не все сосны в лесу корабельные!
Я тщательно оглядывал каждого, кто переступал порог курзала и направлялся в буфет. Спустя некоторое время мое внимание привлекла пара молодых парней, расположившихся у одного из окон. Их манера держаться и настороженно-жесткий взгляд мне сразу запали в душу. Один, что повыше ростом, обладал смазливой физиономией и гибкой фигурой. Его низкорослый спутник был широк в плечах, коренаст, с виду неповоротлив. На обоих были картузы, серые пиджаки, брюки и летние полуботинки. Я толкнул Карпина и указал на них кивком головы.
– Не наши ли клиенты?
– Да разве их разберешь!.. Не знаю, посмотрим.
Я заметил, что чаще всего они посматривают в сторону одной хорошо одетой парочки, и снова толкнул Карпина.
– Сотрудник Петродарского казначейства Хитрук со своей женой, – пояснил тот.
На главе семьи был дорогой отутюженный костюм с отливом, на его супруге – блестящее платье и боа на плечах. По случаю спектакля оба нацепили на себя массу всяких драгоценностей – колец, печаток, перстеньков, цепочек. Когда после третьего звонка, они поднялись из-за стола и отправились в залу, вслед за ними пошли и те, кого я посчитал нашими клиентами.
– Мне кажется, присматривать надо за Хитруками, – заметил я Карпину.
Он не высказал сомнений, и мы также поспешили на встречу с прекрасным. Наши места были в последнем ряду, что нас вполне устроило. С него можно было наблюдать, как за происходящим на сцене, так и за Хитруками, которые заняли стулья в переднем ряду. Двух подозрительных личностей в картузах, севших в середине залы, мы также старались не упускать из виду.
Скоро занавес раздвинулся, и началось действо. Первый же его акт показал, что местные актеры не растеряли своего мастерства, играли они в свете рампы достаточно убедительно, им хотелось верить. События в пьесе развивались бурно, характеры героев запоминались сразу, их реплики были хлестки, как удар плетки. На сцене курзала разворачивалась сама послереволюционная жизнь с ее отчаянным противостоянием, опасностями, риском. Зрители полностью вовлеклись в нее, переживали, наблюдали за происходящим с открытым ртом. И было на что посмотреть!