Брат, которому семь

Он всем по очереди протянул руку. Серёжик засмущался и стал торопливо стягивать варежку, потому что в ней прощаться не полагается. И Каштан терпеливо ждал, когда Серёжик снимет варежку, пришитую на тесёмке к рукаву пальтишка.

Алька вдруг подумал, что настоящим капитаном был сегодня всё-таки Каштан.

Друзья шагали по улице под заснеженными деревьями, и Алька размахивал пустой коробкой с мохнатыми котятами на крышке.

– Быстро как мы шоколад уплели! – гордо сказал Валерка. – Я ещё никогда столько сразу не ел. Думал сейчас, что помру.

– У меня медаль осталась, – сообщил Алька.

– А у меня слонёнок. Только он, наверно, подтаял в кармане.

Алька расстегнул пальто и пощупал карман.

– Медаль, кажется, тоже размягчилась.

– Пока домой идём, они совсем растают…

– Съедим? – нерешительно спросил Валерка.

Они переглянулись. Алька задумчиво сказал:

– Съедим уж…

Шоколад в карманах стал совсем мягким. Чтобы он затвердел, его пришлось сунуть в снег. Алька и Валерка сели на штакетник – ждать.

Алька вдруг нахмурился и предложил:

– Дай-ка, Валерка, я лучше у слона голову откушу. А медаль оставлю… Для Женьки оставлю.

– Правильно, – обрадовался Валерка. – Кусай. И передние лапы кусай. Ты правильно придумал.

– Конечно, правильно. Она ведь тоже с нами… летала.

– К Белому Гиганту, – вздохнул Валерка.

Потом они снова шагали по улице, и снег был синий от вечерних сумерек. А окна были жёлтые, светлые. В окнах шевелились мохнатые лапы ёлок.

На ёлках медленно кружились цветные шары, похожие на блестящие планеты.

Белые, красные, зелёные…

Соринка

Ветер жил в водосточной трубе старого двухэтажного дома. Он поселился там давно, когда труба ещё не была покрыта ржавчиной и вокруг стояла маленькая деревня, а не большой город.

От деревни только и остался этот один-единственный дом с кирпичным низом и бревенчатым верхом. Среди деревенских изб он был самым большим, а в городе оказался самым маленьким, если не считать газетных киосков.

Ветер, живущий в трубе, был тоже маленький. По сравнению с ветрами, которые летают над всей землёй и гнут большие деревья, это был просто уличный сквозняк. Алька звал его Шуршуном. потому что этот ветер, когда вылетал на улицу, сразу начинал шуршать по асфальту сухими листьями.

У Шуршуна был очень скверный характер. Наверное, от зависти. Шуршун завидовал большим ветрам. Он злился на своё бессилие и, чтобы на него обратили внимание, старался навредить людям. Вырывал из рук газеты, хлопал форточками, поднимал пыль в переулках. Но сил у него хватало всего на несколько минут.

Иногда, в холодную погоду, Шуршун выл в трубе от тоски и злости. Труба была дырявая, проржавевшая, и Шуршун мёрз в ней.

Алька прижимался щекой к трубе и слушал, как голосит противный ветер.

Приходила соседская девчонка Женька и тоже слушала.

Они оба не любили этот ветер. Однажды Шуршун залетел в открытое окно, хлопнул створкой и опрокинул пузырёк с тушью на чертёж старшей Алькиной сестры Марины, который лежал на подоконнике. Попало, конечно, Альке. А у Женьки Шуршун прошлым летом вырвал из рук голубой шар с нарисованным жёлтым цыплёнком. Было бы не обидно, если бы шар улетел к самому небу. Но Шуршун не хотел отдавать его ветрам, которые высоко-высоко передвигали горы белых облаков. Он ударил голубой шар с жёлтым цыплёнком о провода, и шар лопнул.

– Почему он такой вредный? – говорила Женька. – Прямо ужас какой вредный!

– Он как маленькая собачонка, – решил Алька. – Большие собаки всегда добрые, а маленькие только и хотят за ногу тяпнуть.

Алька и Женька, чтобы разозлить своего врага, по очереди кричали в трубу:

– Эй ты, сквозняк несчастный!

Шуршун замолкал, услышав такие оскорбительные слова, а потом ещё громче выл от возмущения…

Однажды зимой Алька, Женька и Валерка шли из школы. Вернее, шли только Валерка и Алька. Они тянули за верёвочку санки. На санках сидела Женька и держала три портфеля: свой и мальчишек. Они возвращались с урока физкультуры. Урок у первоклассников был весёлый: соревновались в парке, кто дальше всех съедет с горы.

– А Валерка ехал-ехал да как головой в сугроб вр-режется! – вдруг вспомнил Алька.

Валерка сразу засмеялся. Он любил смеяться. А Женька хохотала так, что рассыпала портфели и сама свалилась на бок.

Шуршун терпеть не мог, когда кто-нибудь весело смеялся. Кроме того, он давно хотел отомстить Альке и Женьке за насмешки. Он полетел к котельной, поднял там с земли несколько крошечных острых угольков, смешал их со снежной пылью и понёс навстречу ребятам.

Валерка, всё ещё смеясь, подставил снежному облаку лицо. Было очень приятно, когда снежинки таяли на разгорячённых щеках, А Женька не решилась подставить лицо снегу и закрылась шапкой с пушистым помпоном.

Потом они взглянули на Альку и увидели, что он совсем не смеётся. Он стоял, опустив голову, и тёр кулаком глаз.

– Ты что? – удивилась Женька.

– Соринка попала, – сморщившись, сказал Алька.

– Больно? – сочувственно спросил Валерка.

Алька не ответил. Ему было так больно, будто глаз проткнули иголкой. Слезы сами собой бежали по щекам.

– Не три кулаком, – сказала Женька. – Дай я соринку языком вытащу. Я умею.