И, понимая безуспешность этого первого удара, Кортес велел отступить. Обрадованные нашим, как им казалось, поражением, мешики вопили, словно безумные. И тысячи камней полетели нам вслед, однако не причиняя особого ущерба.
Но уже вечером получили мы известия от командира третьего корпуса, Гонсало де Сандоваля, которому выпало осадить Истапалапан. Ему также противостояли многие тысячи, но он все одно продвигался к дамбе. Город же, который запомнился мне прекрасным, умирал. В первый же день сгорело множество домов и были разрушены сады, а также каналы, что нас весьма огорчило. Но разве могли мы остановиться теперь?
Каждый понимал, что сражаемся мы не за город – за целый мир.
Перераспределив флот, Кортес направил каждому корпусу бригантины, которые топили и опрокидывали лодки мешиков, облегчая нам путь по дамбе. Но сопротивление было столь яростным, что мы увязли в боях.
Враг беспрестанно делал вылазки. Имея возможность постоянно пополнять свои ряды свежими силами, мешики не давали нам вздохнуть ни днем, ни ночью. Доставалось и пехоте, и коннице, что была почти бесполезна на дамбах, и бригантинам. Нередко весь неприятельский обстрел направлялся именно на корабли.
Случалось и такое, что враг ночью отбирал то, что мы захватили днем. А отобрав, возводил новые укрепления, перекапывал и перерезал дамбу, заставляя нас тратить силы на то, чтобы вернуть уже однажды завоеванное. Часто перекопы маскировались легкими досками с тонким слоем земли, и на следующий день, в пылу сражения, мы падали в ямы. Упавших же, если они были живы, вытаскивали мешики, чтобы отдать своим богам.
Вскоре хитроумный Куаутемок придумал, как причинить вред бригантинам. Он велел вбить в дно озера множество свай, которые бы не доходили до поверхности воды. И бригантины натыкались на сваи, как на рифы, получали пробоины, а одна и вовсе застряла. Освободить ее вышло с превеликим трудом.