Всеобъемлющая сексуальная этика не может рассматривать секс просто как естественное побуждение и потенциальный источник опасности. Обе эти характеристики важны, но еще важнее запомнить, что секс неразрывно связан с величайшими благами человеческой жизни. Среди них первостепенными кажутся лирическая любовь, счастье в браке и искусство. О лирической любви и браке уже говорилось выше. Искусство, по мнению некоторых, не зависит от пола, но сегодня у этого взгляда приверженцев меньше, чем в прежние времена. Совершенно точно стремление к эстетическому творчеству психологически связано с ухаживанием, пусть не впрямую, но, тем не менее, под влиянием искреннего и глубокого чувства. Для того, чтобы сексуальное вожделение обернулось художественным выражением, необходим ряд условий. В первую очередь у человека должны быть творческие способности; как известно, творческие личности, даже внутри одного народа, то вдруг появляются в конкретную эпоху, то исчезают, из чего можно сделать вывод, что на художественное выражение воздействует также и среда, а не только врожденный дар. Кроме того, нужна некая свобода от ханжеских установок, свобода, усвоенная в процессе воспитания. Когда папа Юлий II заключил Микеланджело в тюрьму, он никоим образом не покушался на свободу, необходимую творцу. Он посадил Микеланджело в тюрьму потому, что считал себя важной персоной и не терпел даже малейших намеков на дерзость со стороны любого, кто уступал в знатности и положении папе римскому. Но когда художнику приходится потакать богатым покровителям или городским советникам и подстраиваться в своем творчестве под их эстетические воззрения, он расстается со своей художественной свободой. А когда он вынужден, из-за страха перед социальными и экономическими невзгодами, жить в браке, который стал невыносимым, художник лишается энергии, необходимой для художественного творчества. Общества, приверженные традиционной добродетели, не в состоянии творить великое искусство. Зато на это способны те, что состоят из людей, которых наверняка стерилизовали бы в американском штате Айдахо. Америка в настоящее время импортирует большинство своих художественных талантов из Европы, где еще сохраняется свобода; но текущая американизация Европы вскоре заставит нас обратиться к тем же неграм. Похоже, последним оплотом настоящего искусства станут Верхнее Конго или нагорья Тибета. При этом не за горами окончательная гибель искусства, поскольку вознаграждение, приготовленное Америкой для иностранных творцов, неизбежно приводит к их творческой смерти. В прошлом искусство было более народным и отталкивалось от радостей жизни. Сами же радости жизни, в свою очередь, зависят от определенной спонтанности в области секса. Там, где секс подавлен, остается лишь труд, а евангелие труда ради труда никогда не порождало шедевров искусства. Нет смысла сообщать нам статистику о количестве сексуальных контактов per diem (или правильнее говорить – per noctem?[134]) в Соединенных Штатах Америки, согласно которой это количество ничуть не уступает цифрам из других стран. Не знаю, так ли это на самом деле, и не собираюсь ничего отрицать. Но одно из наиболее опасных заблуждений традиционных моралистов состоит в сведении секса к простому половому акту, дабы лишний раз осудить последний. Ни один цивилизованный человек и ни один дикарь, о котором я когда-либо слышал, не удовлетворяет свой инстинкт простым половым актом. Для удовлетворения желания, ведущего к акту, нужны ухаживание, любовь, товарищество. Без всего этого можно утолить лишь физический голод, а вот голод психический нисколько не ослабнет, и получить истинное удовлетворение не получится. Сексуальная свобода, которая нужна творцу, есть свобода любить, а не позволение утолять телесное вожделение с какой-то незнакомой женщиной; свобода же любить есть то, чего не понять традиционным моралистам. Если искусству и суждено воскреснуть после американизации мира, потребуется, чтобы сама Америка изменилась, чтобы ее моралисты сделались менее моральными, а аморальные личности – менее аморальными, чтобы обе эти группы осознали высшие ценности секса и признали, что радость способен доставлять не только банковский счет. Ничто в Америке не выглядит столь печальным для путешественника, как отсутствие радости. Удовольствия носят дикий, вакхический характер, сулят моментальное забвение, а не восхищенное самовыражение в сексе. Мужчины, чьи деды танцевали под дудки в балканских или польских деревнях, сидят дни напролет за письменными столами, среди печатных машинок и телефонов, серьезные, важные – и бесполезные. Сбегая по вечерам в бары, к иной разновидности шума, они воображают, что находят счастье, тогда как на самом деле обретают всего-навсего отчаянное и несовершенное забвение от безнадежной рутины денег, что порождает деньги, используя тела человеческих существ, чьи души обращены в рабство.