Развод как таковой разрешался в большинстве эпох и стран, но всегда был скорее исключением, нежели правилом. Он никогда не рассматривался как альтернатива моногамной семье, всегда считался способом облегчить положение дел, если сохранение брака представлялось невозможным. Законы о разводе чрезвычайно различаются от эпохи к эпохе и от страны к стране; в настоящее время в Соединенных Штатах Америки развод все еще запрещен в Южной Каролине, но донельзя прост в штате Невада[100]. У многих нехристианских цивилизаций развестись очень легко для мужа, а кое-где – и для жены. Моисеев закон позволяет мужу подать прошение о разводе; китайский закон допускает развод при условии возвращения жене приданого. Католическая церковь, утверждая, что брак есть святое таинство, разводиться категорически запрещает, но на практике ее строгость отчасти смягчается тем обстоятельством – особенно когда речь идет о важных персонах, – что существует множество поводов объявить брак недействительным[101].
В христианских странах снисходительное отношение к разводу тем крепче, чем сильнее позиции протестантизма. Мильтон, как всем известно, высказывался о разводе одобрительно, будучи ревностным протестантом[102]. Англиканская церковь в ту пору, когда считала себя протестантской, признавала развод в случае супружеской измены, но не по иным причинам. В настоящее время подавляющее большинство священнослужителей в англиканской церкви выступают против развода как такового. В Скандинавии развестись крайне просто, как и в протестантских областях Америки. Шотландия в сравнении с Англией более терпима к разводам. Во Франции антиклерикализм привел к облегчению процедуры развода. В Советском Союзе развод возможен по просьбе любой стороны, но, поскольку не предусмотрены ни социальные, ни юридические меры наказания за прелюбодеяние или рождение детей вне брака, брак в России утратил то значение, каким он обладает повсеместно – во всяком случае, в высших слоях[103].
На мой взгляд, любопытная особенность развода в том, сколь велико в этом случае оказывается различие между законом и обычаем. Самые вольные законы отнюдь не обязательно провоцируют наибольшее количество разводов. В Китае до недавних потрясений развод был почти неизвестен, и, несмотря на пример Конфуция[104], не одобрялся. Швеция допускает развод по взаимному согласию, чего не встретишь ни в одном штате Америки; однако в 1922 году – это последняя дата с сопоставимыми цифрами в моем распоряжении – число разводов на сотню тысяч человек населения составило 24 случая в Швеции и 136 случаев в Соединенных Штатах Америки[105]. Думаю, это различие между законом и практикой крайне важно; сам я одобряю более снисходительные законы в этой сфере, но, пока существует нормальная семья с двумя родителями, есть веские причины поддерживать практику противодействия разводам, за исключением некоторых крайних случаев. Я придерживаюсь этой точки зрения, потому что воспринимаю брак не просто как сексуальное партнерство, но прежде всего как желание сотрудничать в продолжении рода и воспитании детей. Возможно и даже вероятно, как мы видели в предыдущих главах, что брак, понимаемый таким образом, падет под напором разных сил, среди которых главенствуют экономические, но в этом случае должен исчезнуть и развод, так как существование этой институции зависит от существования брака (он служит для последнего своего рода выпускным клапаном). Словом, в текущем обсуждении мы будем придерживаться рамок семьи с двумя родителями как распространенной нормы.
Протестанты и католики в целом трактуют развод не с точки зрения биологического предназначения семьи, но исходя из богословской концепции греха. Католики, утверждая, что брак нерасторжим, ибо заключается пред Господом, по необходимости считают, что, если двое поженились, ни один из них при жизни другого не вправе грешить на стороне, каков бы ни был по своему содержанию сам брак. Протестанты в целом допускают развод – отчасти, потому что не согласны с католическим представлением о святости брачных уз, отчасти потому, что принципиальная нерасторжимость брака может спровоцировать человека на измену, которая является смертным грехом; чем легче развод, тем ниже вероятность прелюбодеяния. Потому в тех протестантских странах, где развестись просто, к прелюбодеянию относятся крайне неодобрительно, а там, где возможность развода отрицается, прелюбодеяние признается грехом, но допускается – во всяком случае, когда речь идет о мужчинах. В царской России развестись было чрезвычайно трудно, и люди не осуждали Горького за его бурную личную жизнь, в отличие от политической деятельности[106]. В Америке же, напротив, никто не критиковал его политические взгляды, зато его осуждали по моральным соображениям, и ни одна гостиница не приняла бы его постояльцем.