Божьи воины

В голосе пришельца прозвучала похвальба — и именно эта похвальба помогла Рейневану разрешить загадку, сыграла роль катализатора, благодаря которому мутный раствор сделался прозрачным. Было также не исключено, что именно голод так обострил восприятие.

— Подумать только, — медленно проговорил он. — Подумать только, ведь я прибыл в Троски именно для того, чтобы встретиться с тобой. Именно с тобой.

— Да неужто?

— Мне с тобой в магии не состязаться, — цедил слова Рейневан, — ибо ты действительно могущественный чародей. К тому же полиглот, никто во всей округе не пользуется словом oubliette. Если б я сбежал отсюда по магическому проходу, если б загадочно исчез, объявили бы тревогу: в Тросках должен скрываться чародей. Чародей, способный преодолевать магически охраняемую яму. Поскольку сам эту магическую защиту и устанавливал. Я попал в Троски, чтобы встретиться с тобой, мэтр Рупилиус. Чтобы получить от тебя совет.

— Могу поздравить с богатой фантазией, — буркнул мужчина. — Тебе только романы писать... Что ты делаешь, черт побери?

— Хочу отлить. — Рейневан остановился около скелета, расставив ноги. — А что?

— Отойди оттуда, шлюха твоя мать, — взвизгнул пришелец. — Отойди, слышишь! И не вздумай поро...

Он осекся, подавился недосказанным словом. Рейневан повернулся с торжествующей улыбкой на губах.

— Так я и думал, — сказал он. — Не родственник, не друг, в День Поминовения приходит к останкам со свечой и омелой. И впадает в ярость, когда кто-то хочет эти останки обос... описать. Потому что я на твои собственные кости помочился бы, верно? Ведь это же твои собственные кости здесь лежат, мэтр Рупилиус Силезец, специалист по астральным телам и бытиям. В этой яме умерло твое тело, но не твоя личность. Ты астрально перенесся в чужую физическую форму. В форму того, чей дух пересадил в собственное тело. И кого вместо тебя здесь убил голод.

— Просто не верится, — проговорил после долгого молчания Рупилиус Силезец. — Просто не верится, какие титаны интеллекта прозябают втуне в нынешние времена по тюрьмам.

* * *

Рейневан долго оставался в одиночестве. Достаточно долго, чтобы решить, что пришел черный час и настало время сжевать корочку хлеба, именно на такой случай оставленную. Исчезая в стене, Рупилиус Силезец оставил его в страшном одиночестве, в страшном страхе, но еще более страшной была пытка надеждой. «Вернется, — билась у него в голове обманчивая надежда. — Не вернется, оставит меня здесь на гибель, — подавала голос логика. — Зачем ему возвращаться, какая ему польза меня выручать? Проще оставить в oubliette, забыть, вычеркнуть из памяти...»

Наверху замигал огонек, звякнул металл. «Вытаскивают, — подумал Рейневан. — Есть надежда... Нет... Не иначе как де Бергову невтерпеж. И он решил вырвать у меня показания другим способом. Вытащат меня отсюда, но только для того, чтобы затащить в палаческую...»

Наверху что-то громогласно грохнуло, щелкнуло, зазвенело, решетка со скрежетом открылась, что-то застучало и захрипело. Кто-то заслонил собою свет, в темноте неожиданно возник контур спускаемой лестницы.

— Вылезай, Рейневан, — послышался сверху голос Рупилиуса Силезца. — Живо, живо!

«Я ему не сказал, как меня зовут, — сообразил Рейневан, карабкаясь по истертым перекладинам. — Не сообщил ему своего имени, а тем более семейного прозвища. Он или телепат, или...»

Наверху оказалось, что именно «или». А Рейневан застонал в хорошо ему знакомом и достойном медведя объятии.

— Самсон!

— Конечно, Самсон, — подтвердил с легкой насмешкой стоящий рядом Рупилиус Силезец. — Можно позавидовать человеку, у которого такие друзья, парень. Недурные у тебя друзья, недурные. А теперь дальше, в путь.

— Но как…

— Время не ждет, — отрезал чародей. — В дорогу. А она у нас дальняя.

Они поднялись по ступеням наверх, откуда окованные двери вели в пыточную, полную инструментов и приспособлений, замораживающих кровь в жилах. В углу еле виднелась дверца, ведущая в узенький коридор. Они миновали многочисленные другие двери, Рупилиус остановился лишь у пятой, или шестой.

— ЕlAb! Elevamini ianuaе![158]

Дверь послушалась жеста и библейского заклинания. Они вошли. Помещение было полно сундуков и свертков. Рупилиус поставил фонарь на один, сел на другой.

— Передохнем, — распорядился он. — Поговорим. Сундук, на который присел Рейневан, был полон книг.

Он отер пыль. «Culliyyat» Аверроэса, «Ars Magna» Раймунда Луллия, «De gradibus superbiae et humilitatis» Бернарда Клервоского.