Божьи воины

И все это происходило на фоне полыхающего и извергающего клубы черного дыма города Рыхбах, подожженного таборитами и уже раньше покинутого охваченными паникой жителями.

Прокоп, все еще державший руку на плече Яна Краловца, с довольной улыбкой смотрел на выстраивающуюся армию, насчитывающую теперь свыше тысячи конников, больше десяти тысяч пехоты и трех сотен нашпигованных артиллерией боевых телег. Он знал, что во всей Силезии нет никого, кто мог бы в поле противостоять этой силе. Силезцам оставались только стены городов. Либо — как жителям Рыхбаха — бегство в леса.

— Отправляемся! — крикнул он гейтманам. — Строиться к походу! На Вроцлав!

— На Вроцлав! — подхватил Ярослав из Буковины. — На епископа Конрада! Мааааааарш!

— Сегодня Пасхальный день! — крикнул Краловец. — Festum festorum![252] Христос воскресе! Воистину воскресе!

— Resurrexit sicut dixit[253], — подхватил Прокоупек. — Аллилуйя!

— Аллилуйя! Воспоем Богу, братия!

Из глоток сиротских цепников и таборитских копейщиков вырвалась и взвилась под небеса громовая песнь. И тут же подхватили ее мощными голосами судличники из Хрудима, щитники из Нимбурка, арбалетчики из Сланого.

Buoch vsemoguci
vstal z mrtwych zaduci!
Chvalmez Boha s veselim,
to nam vsem Pismo veli!
Kyrieleison!

Начиная движение, пение подхватили копьеносцы Зигмунта из Вранова, латники Змрзлика, за ними возницы боевых телег, легкая кавалерия Колды из Жампаха, конники Салавы, моравцы Товачовского. В конце в качестве арьергарда ехали с громким пением на устах поляки Пухалы.

Chrystus Pan wstal z martwych,
Ро Swych mekach twardych,
Stad mamy pociech wiele,
Chyrystus nasze wesele!
Zmiluy sie, Panie!

Пыль стояла столбом над Вроцлавским трактом, оставляя позади догорающий Рыхбах, таборитско-сиротская армия Прокопа Голого шла на север. В сторону темнеющей на горизонте окутанной облаками Слёнзы.

Jezukriste, vstal si,
nam na priklad dal si,
ze nam z mrtwych ustati,
s Bohem prebyvati.
Kyrieleison!

Пожары в городе еще бушевали, пригород же выгорел почти дотла, только дымил, помигивал угасающими язычками на обугленных бревнах и столбах. Слыша, что гуситское пение замирает вдали, люди начали вылезать из укрытий, выходить из лесов, спускаться со взгорий. Осматривались, перепуганные, плакали, глядя на гибель своего города. Отирали с лиц сажу и слезы. И пели. Как-никак — была Пасха.

Christ, der ist erstanden
von der marter alle
des sull wir alle fro sein
Christ sol unser trosl sein.
Kyrieleyson!

Вышли из укрытий и спустились в горы Винник францисканские монахи. Они шли, рыдая и распевая песни, к сожженному городу.

Была Пасха.

Christus surrexit
Mala nostra texit
Et quos dilexit
Нос ad celos vexit
Kyrieleison!

Армия Прокопа Голого двигалась на север. Клубы огня и столбы дыма висели над деревнями, сжигаемыми разведчиками Салавы и Федьки из Острога. Светло-красным огнем вспыхивали стрехи Учехова. Запылали Праус, Гартау и Рудельсдорф. Вскоре почти весь горизонт полыхал огнем.

Была Пасха.

Божьи воины маршировали на север. С песней на устах.

Vschni sveti, proste,
nam toho spomozte,
bychom s vami bydlili,
Jezukrista chvalili!
Kyrieleison!

Была Пасха. Христос воистину воскрес. Пожары охватили страну.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ,

в которой различные люди — с различных точек зрения — наблюдают за тем, что проделывает история. А история, сорвавшись с цепи, проделывает черт-те что. И показывает, на что способна.

— Бедная силезская земля.

— Проклятая силезская земля!

Лагерь беженцев, расположившийся поблизости от Сьрёды, у речки Сьрёдская Вода, был забит до предела, просто трещал по швам. Обычно смена приходящих и уходящих позволяла как-то существовать, но сегодня Дзержку де Вирсинг прямо-таки в ужас повергла перспектива появления новых беженцев.

Дух она перевела, когда начало смеркаться — ночью редко кто-нибудь прибывал, а она знала, что множество людей намерено уйти на рассвете. Гуситы ушли. Отправились на юг, по тракту, ведущему на Костомлоты, Стжегом, Больков и Ландесхут. Может, возвратились в Чехию? Днем небо уже не чернили дымы, ночью не освещали зарева. Люди утомились от скитаний, хотели возвращаться. К пепелищам. К полностью выгоревшим городкам и деревням. В Собутку, Гнеховцы, Гурки, Франкенталь, Арнольдсмюле, Восковицы, Ракошицы, Слуп. И многие, многие другие, названия которых звучали чуждо. И не вызывали эмоций.