— Сама ты тетеря! — обиделась я. — И сама чурбан! Это называется «стойка с кнопками экстренного вызова»!
— Совершенно неважно, как этот чурбан называется, — отмахнулась подружка. — Главное, если нажать на кнопочку и покричать в дырочку, полиция примет вызов и приедет!
— Кажется, я поняла, каков будет следующий акт марлезонского балета, — пробормотала я. — Вот только, Ира, чтоб ты знала, кроме кнопочек и дырочек, на этой стойке есть глазок видеокамеры…
— А у тебя разве пластырь закончился?
— А ты стратег! — Я посмотрела на подружку с уважением. — Значит, подходим к железному чурбану с тыла и заклеиваем объектив видеокамеры пластырем. А если Лазарчук узнает нас по голосу?
— Не узнает!
Ирка отпрянула в сторону, мгновенно растворилась во тьме и через минуту вернулась, победно размахивая воздушным шаром красного первомайского колера.
— Тут за углом сегодня открылся ювелирный салон «Рубин», над дверью осталась арка из красных шариков, — объяснила добытчица.
— Украсим шарами колонну наших пленников? Пусть идут в отделение в праздничном убранстве? — съязвила я.
— Если хочешь, — не стала спорить подружка. — Но шары для их убранства сама иди рви, этот шарик я использую, чтобы изменить голос.
— Там гелий! — Я хлопнула себя по лбу. — Это гениально!
— В шаре гелий, Ира — гений! — тут же зарифмовала поэтесса. — Все, пошли к чурбану. — И она замурлыкала: — Гоп, стоп! Мы подошли из-за угла!
Мы вплотную подобрались к стойке с той стороны, где не имелось ни кнопок, ни камеры.
— Сестра! Пластырь! — совсем как хирург на операции, только шепотом, скомандовала Ирка.
Я обняла стойку с тыла и наощупь залепила стеклянный глазок видеокамеры разнообразно полезным пластырем.
Показала Ирке пустые руки.
Подружка кивнула, приникла к шарику губами и мощным вдохом всосала добрую половину помещавшегося внутри гелия.
— Пациент, не дышите! — велела я ей, перехватывая роль доктора. — А теперь дышите!
Пуча щеки, Ирка обошла стойку, нажала на кнопку вызова полиции и запищала:
— Полиция! Помогите! Спасите! Тут какие-то люди на нас нападают, хватают и в кусты затаскивают!
— Кто вы и где происходит нападение? — встревоженно хрюкнув, отозвался чурбан железный мужским голосом.
— А я Катя! Катя я! Я девочка Катя! — подстреленным зайчиком заверещала Ирка. — А нападают возле дома номер сорок четыре по улице Цветочной, за кафе «Белинский», где бамбуковая роща! Уже троих в кусты утянули, небось маньяки многосерийные!
— Вызов принят, патруль выезжает, остава…
— Нет уж, оставаться на месте мы не будем, — смешным гномьим голосом сказала артистка, отжав кнопку вызова. — Ленка, домой!
— Зачем ты обманула доброго дядю полицейского, плохая девочка Катя? — попеняла я подружке. — Ты сказала, что в кусты утянули троих, а там их целых четверо!
— А это я, тетенька, нарочно так сказала, чтобы дяденьки полицейские не подумали, что Катя слишком хорошо осведомлена о происходящем! — хихикнула Ирка.
— И улицу Цветочную, дом сорок четыре тоже нарочно упомянула?
— Конечно! Ведь этот адрес уже засвечен в криминальных сводках, и у полиции будет повод задуматься, а не связаны ли эти дела!
— Какая же ты, Катя, умница! Хорошая девочка!
Я искренне похвалила подружку, и мы ускорились, торопясь проскочить в свой подъезд до того, как прибудет полицейский патруль.
Вот уже вторую неделю Никита Дедкин регулярно совершал вечернюю прогулку по маршруту «Гаражный кооператив «Ласточка» — улица Цветочная, дом 44».
Прогуливался он не для моциона, а в трепетной надежде на то, что в один прекрасный вечер окна интересующей его квартиры останутся темными. Рано или поздно это обязательно должно было случиться, потому что Никита точно знал: жилье сдается приезжим отдыхающим, и мало кто задерживается в нем на длительный срок.
Надолго по доброй воле в этом скворечнике поселился бы только псих с редкой болезнью ксенофобией — боязнью больших незаполненных пространств. Пространство данной квартиры было маленьким и практически встык, квадратно-гнездовым способом, заставленным мебелью.
Зато море от дома было в двух шагах.
В прошлом месяце Никита жил в этой самой квартире две недели, а потом деньги у него почти закончились, а желание продолжить пребывание на курорте не прошло. Пришлось съезжать из крошечной, но благоустроенной квартирки в самом центре в еще более микроскопическую и к тому же лишенную удобств комнатку над гаражом. Спалось в ней нормально, но питаться в отсутствие кухни приходилось всухомятку, а помыться и постирать вещички было и вовсе негде.
Но финансовая голь в лице Никиты была хитра на выдумку.
«Хоромы» на Цветочной он покинул по-английски, не прощаясь, и не вернул управдомше ключ от квартиры. Ключ этот стал залогом его светлого (в смысле, чистого) будущего и воплощением надежды на простое человеческое счастье помыться-постираться.