Боцман, бурундук, кот и крыса

Первым смутился Максюта. Он вскочил на ноги и, чтобы не завалиться на бок, стал накручивать расширяющиеся круги. На восьмом круге он врезался в борт и, пробормотав что-то вроде «фыр-фыр-фыр», рванул по прямой, пока не растворился в темноте.

– Что он сказал? – не поднимая головы, печально спросила Полундра.

– Он сказал: «До свиданья, друзья… спокойной ночи… всего хорошего… завтра увидимся!» – как мог, перевёл Максютино «фыр-фыр-фыр» бурундук.

– Прямо так и сказал? – ещё печальнее спросила Полундра, приподнимая голову.

Рундук смотрел на неё и не узнавал. Обвисшие усы, влажные глаза и трясущийся хвостик делали Полундру похожей на потерявшегося кролика, но никак не на грозного крысиного волка.

– Он меня испугался, – ещё в два раза печальнее прошептал потерявшийся кролик. – А если и ты уйдёшь, я снова останусь одна… Но так мне и надо! И поделом! И правильно! И уходи! А я… а я… а я…

На этом месте Полундра не выдержала и зарыдала. При этом она хлестала себя хвостом и щёлкала зубами, словно примеряясь, куда бы их вонзить. Наконец она тяпнула себя за левую переднюю лапу и взвизгнула от боли.

Чтобы Полундра не загрызлась до смерти, бурундук быстро спросил:

– Ты сказала «а я…», а что «а я»?

– А я утоплюсь! Пойду на корму, туда, где клокочет вода, которую режет острый винт, и брошусь под лопасти, чтобы они оборвали мою жизнь, как осенний ветерок обрывает жёлтый листок… Вот что я сделаю, когда ты уйдёшь навсегда!

От волнения Полундра начала говорить чуть ли не стихами. Бурун почувствовал, что он тоже сейчас заплачет, но быстро взял себя в лапы и сказал самым бодрым голосом, на который был способен:

– Никуда я не уйду!

– Не уйдёшь? – В голосе Полундры мелькнула слабая надежда. – Но ведь ты меня презираешь…

– Не презираю!

– Но почему?!

– Потому что ты плачешь. А крысиные волки плакать не могут. А это значит…

– Что это значит? – с окрепшей надеждой воскликнула Полундра.

– Это значит, что ты уже не крысиный волк! – уверенно ответил Бурун Борисович.

* * *

На следующий день он разыскал Максюту, и у них состоялся серьёзный разговор.

– Ты чего убежал? – строго спросил бурундук.

– Понимаешь… – мяукнул кот, пряча глаза.

– Не понимаю! – перебил его Бурун Борисович. – Ты не увиливай, а говори прямо, если мы друзья.

– Ладно, как другу скажу. Не верю я Полундре. Овечкой прикидывалась, а сама волк! Видел, какие у неё зубы! А лапы! А хвост! И глаза хитрющие. А как она сыр ест?

– Нормально ест, а что?

– В том-то и дело, что ненормально! Ест, а сама так и рыщет волчьими глазами, кого бы ещё слопать…

– Максюта, да ты что? Просто у неё выражение морды такое, рыщущее выражение. Она ж крыса, а не пудель с бантиком. Ты ж сам слышал, что крысиная жизнь – сплошной караул. И ведь потом ты не видел, как Полундра плакала и хвостом себя хлестала. А говоришь, волк!

– Это не я говорю, это она говорит.

– Мало ли кто что скажет! Главное – не слова, а дела!

– Да, дел она наделала, – согласился Максюта.

– Зато теперь горько-прегорько раскаялась. Она от горя даже утопиться хотела… И если мы ей не поверим, Полундра точно под винт бросится. Ну, скажи, только честно, тебе от этого легче станет?

– Утопиться… Под винтом… Бр-р-р! – вздрогнул кот, который очень не любил воду и не понимал, как туда можно залезть по собственной воле.

– А потом, если бы не Полундра, ты бы уже точно в мешке по морю плавал, – гнул свою линию бурундук. – Ну, сам посуди, зачем крысиному волку спасать кота?

– Вообще-то Полундра на волка не сильно похожа, особенно когда сыр ест, – задумчиво промурчал Максюта. – Она мне даже чем-то нравится… Только кто её за язык тянул? Жили бы себе спокойно, истории рассказывали…

– Вот она и рассказала… Самую важную историю, которая ей покоя не давала. Может, и у нас всякие нехорошие истории есть, только мы не признаёмся.

– И откуда ты такой умный? – ехидно спросил Максюта, чтобы скрыть от бурундука тут же пришедшую на ум нехорошую историю про то, как он съел забытую на кухонном столе сосиску, а все подумали на Адмирала.

Глава 20 Три мушкетёра

Ой, что-то мы совсем про боцмана забыли! Его ведь нельзя одного оставлять, потому что за ним неудачи по пятам ходят. Тут чуть не уследишь, и Неудахин сразу из огня да в полымя попадает. Но на этот раз обошлось, если не считать всяких мелочей.

А чего их считать, когда настоящий моряк с мелочами не считается и не теряет бодрость духа никогда. Ну, подумаешь, тельняшкой за крючок зацепился, когда рыбу ловил. Неудахин такой чепухи даже не заметил, да и не мог заметить, потому что тельняшка за крючок сзади зацепилась, когда он его в воду забрасывал.

Из-за этого образовалась большая дырка, ведь крючок-то был из специальной стали, да ещё с тремя зубьями. С таким крючком на акулу ходить можно, и ему ничего не будет.

Так что Неудахин ещё легко отделался, а мог бы вместе с тельняшкой и себя зацепить, тогда бы точно мелкая неудача сразу стала крупной…

Но мелкая всё равно пыталась нагадить по-большому. Когда она поняла, что боцмана за борт выкинуть не удастся, она быстренько сбегала за тринадцатым капитаном и натравила его выйти на палубу.