Босиком до неба

Мурад разбирался в вопросах провоцирования и нанёс удар в челюсть этому Фархаду. Все опешили от такого развития событий. Кинулись отряхивать упавшего авторитета. Тот показывал жест Мураду, проведя ребром ладони себе по шее и указывая на него. В окружении своих подручных Фархад был недосягаем. Боковым зрением Мурад увидел блеснувшую заточку в руках дяди Миши и нанёс ему два удара по голове и один по руке, выбивая заточку, про которую тот забыл после нокдауна.

– Какой ты коварный, дядя Миша, – иронизировал Мурад и влепил ему ещё одну увесистую оплеуху.

Все оцепенели.

– Фраер оказался с гонором, – кто-то роптал среди сбившихся вокруг Фархада арестантов.

Ворвался конвой «как раз вовремя», и Мурада увели закованного в наручники.

Саидов нервно постукивал ручкой по столу:

– Это начало твоих неприятностей. Твоя гордость тебе не поможет. Уведите этого упрямца.

Мурад снова оказался в камере с таджиком и уже обычным, без лишней суеты, поведением неспеша улёгся на кровать. Таджик, перебирая чётки, читал молитву.

– Как в свои пенаты вернулся, – подумал Мурад, – человек и вправду ко всему привыкает. Дай пищу и покоя, этого вполне достаточно для жизни здесь.

Наступило затишье, никаких провокаций не последовало. Никто ничего не писал в их камеру. Тишина ещё хуже провокаций. Мурад узрел, что ожидание чего-то плохого хуже, чем сами события переносятся.

Прошёл месяц. Мурада никто не вызывал. Он стал читать книги. Сшил из куртки таджика лапы и стал обучать его боксу.

Дни летели с этого дня с пользой для духа и ума.

Саидов слушал доклад оперативников:

– Какой-то он железобетонный, этот подозреваемый. Не обращается с просьбами и не жалуется как другие на еду и содержание.

– Что таджик? – спросил майор.

– Да он туповатый. Ничего не может выяснить в разговорах с этим Мурадом. Сшили лапы и боксируют на прогулке.

– Лапы изъять, а таджика перевести, – отдал распоряжение майор.

Потянулись дни в одиночестве. Даже книги изъяли у Мурада, чтобы психологически лишить его отдушины.

Прошли три месяца пребывания Мурада в застенках. Он осознал многое и обдумывал, как жить, если жизнь ему даст ещё один шанс. Чувство было такое, что всё закончится хорошо для него, и он жил этим каждый последующий день.

Вызвали в коридор, одели наручники и сопроводили в здание прокуратуры. В кабинете был один седовласый полковник. Лицо его было волевым с приветливыми глазами.

– Заходи, располагайся на стул, – спокойно пригласил половник.

Конвой отправил за двери, и они остались наедине. Полковник налил чай и пододвинул Мураду чашку, затем вазу с конфетами:

– Угощайся, оголодал совсем, – полковник сам снял с него наручники.

Мурад воспринял настороженно такой подход к себе. Время, проведённое в застенках, сделало его недоверчивым ещё больше, чем прежде.

Полковник видел его состояние и заговорил:

– Я друг твоего отца Абакара. До сих пор сожалею, что потеряли мы такого человека. Он был достойным сотрудником с многообещающей карьерой. Но случилась беда, и самое ужасное, что ты, его сын, сидишь в стенах тюрьмы. Скажу по существу, у Саидова на тебя есть неоспоримые доказательства твоей вины, показания кого-то из твоего окружения. Это закрытая информация, просто слушай и делай выводы. Твои родственники не отвернулись от тебя и просят меня помочь. Сегодня я должен продлить санкцию на твой арест до суда, но рука не поднимается это сделать. Ты попал в историю не в то время и не в том месте. Уже не изменить этого. Знаю, что тебе готовят погибель в застенках, и я принял решение отпустить тебя под подписку о невыезде. Аргументирую это тем, что тебе нужно восстановить паспорт, и ты никуда не денешься.

– Но у меня изъяли паспорт при аресте,  – искренне сетовал Мурад.

– По записям в протоколе задержания у тебя отсутствовали документы.

Мурад понял, что лучше слушать, чем говорить.

– Не позорь память своего отца. Ты знаешь, что делать.

Мурад опешил от такого поворота событий и откровенного доброжелательства со стороны прокурора.

– Иди, ты свободен до суда.

Последние слова были сказаны в приказном порядке, и полковник занялся изучением каких-то документов, лежащих на столе, показывая тем самым, что разговор окончен.

Мурад вышел из кабинета и прошёл по коридорам на выход. В дежурной части ему протянули постановление, и он оказался на открытом воздухе. В ногах появилась дрожь, а тело потряхивало, его качало от избытка кислорода.

– СВОБОДА, что может с этим сравниться.

Мысли не выстраивались в логические умозаключения. Мурад пошёл быстрой походкой, не оглядываясь на здание прокуратуры. Из окна автомобиля за ним наблюдал майор Саидов, с перекошенным от злобы лицом.

– Пока тебе везёт, счастливчик, – оскаливаясь в улыбке, говорил он.

Отъезд из Дагестана

– Живи своей жизнью. Только любовь может спасти душу. Езжай к своей Марии. Пиши мне, когда устроитесь. Время исправляет многое, надеюсь, у тебя есть Ангел-хранитель.

Тётя Вера протянула большой конверт Мураду и обняла его по-родственному. Глаза её были полны слёз. Она не была похожа в этот момент на партийного руководителя, а выглядела родной и близкой.