Борщевик шагает по стране

– Так, либо я делаю силой, либо вы делаете это по собственной воле. У меня приказ, вывезти вас на поверхность – солдат посмотрел на часы – и как можно быстрее.

– Да что, происходит, чёрт возьми?

– Я не знаю. Но надо эвакуироваться. Срочно – повторил он и направился к нему, видимо желая применить силу.

– Хорошо, хорошо, как скажете – Моисеев начал обуваться – только дайте мне минуту.

– Полминуты.

– Хорошо, пусть так. Боже, необходимость, то—какая. Неужели, вы думаете, я могу также быстро, как и вы – простонал Моисеев – как бы мне не тридцать лет.

Но солдат его не слушал, лишь напряженно следил за его действиями, пока, наконец, не вытолкал его полуголо в коридор, откуда, по лестнице, заставил подняться наверх, где стоял точно в таком же виде Вавилов. Только он еще в руках штаны держал.

– Алеша, ты то мне хоть что—нибудь можешь объяснить? – спросил Моисеев подходя к товарищу – что происходит то?

– Эвакуация – пространно ответил Вавилов и снова посмотрел на вход в бункер – эх, а такие надежды были.

– Да, подожди, может ошибка, какая – Моисеев поискал глазами военных и к неожиданному везению, увидел Чепкасова – товарищ генерал, товарищ генерал, что происходит, скажите, пожалуйста, а то вокруг какая—то путаница.

Генерал повернул голову в его сторону. И Моисеев в ужасе отпрянул, вся его форма была в крови, а на руке, красовался здоровенный порез. Только вот генерал казалось, игнорировал его.

– Боже, что это?

Но Чепкасов будто и не заметил его, говоря в рацию и высматривая что—то в небе. Моисеев поднял глаза, вертолеты, несколько боевых вертолетов, быстро приближались к ним.

– Вот и всё, товарищ ученый – наконец сказал генерал, убедившись, что их заметили пилоты – теперь, вы в безопасности.

– У вас с рукой что—то – сказал Моисеев, указывая на кровоточащую рану.

– Ах, это. Это да – отстраненно сказал генерал и посмотрел на приближающегося солдата.

– Товарищ генерал, боевая группа готова. Ждем дальнейших указаний – отчеканил парень, вытянувшись по струнке.

– Отлично. Только ты лейтенант, с нами не пойдешь, на тебе эвакуация ученых.

– Так точно, он – начал, было, офицер.

– Никаких, но. Берешь и выводишь – Генерал устало вытер пот – вот и все, Николай Алексеевич. Кажется, на этом, мы попрощаемся.

– То есть?

– Закончены ваши исследования. База под карантином. Возвращайтесь к жене и детям. А на компенсации съездите в Крым – Чепкасов, хотел было пожать руку, но увидев свой порез, осекся, убрав руку за спину —и помните, все, что тут произошло, государственная тайна, впрочем, об этом я уверен вам еще напомнят.

С этими слова он развернулся и пошел к небольшой вооруженной группе солдат, стоявшими у входа, видимо в ожидании его поручений. Моисеев неотрывно следил за генералом, ему почему—то казалось, что он видит его в последний раз, ровно, как и эту вертолетную базу и уходящих вместе с генералом солдат.

Вышкин

В квартире было пусто. Нет, это не касалось мебели, еды, или его вещей, которые привычно лежали на своих местах. Вовсе нет. Это касалось лишь Ольги, которая уехала из дома. Майор прошел на кухню. Все как обычно, даже приготовленный ужин. Разве что небольшая записка, лежавшая на столе.

Вышкин налил воды и задумчиво поднёс ко рту. Что—то останавливало его желание посмотреть, что там внутри. Будто от этого менялось очень многое, а проще говоря, всё. Он сел за стол.

После того как он переступил порог квартиры, всю его усталость будто рукой сняло, и теперь казалось, что дай ему цель, так он еще и два дня не поспит, готовя отчеты по разрабатываемым террористическим ячейкам. Только вот это возможно лишь после того, как он прочитает, это чертов листок. Вышкин протянул руку. Это просто листок, обычный бумажный листок.

Часть четвертая

Мозалев

Я уже и не понимаю, что тут настоящее, а что нет. Все кажется мне не более чем абсурдом. Люди в халатах, какие—то странные опыты, ботаник Сосновский, о существовании которого не знал даже я. И наконец, потерянный среди лесов Бункер, где возродились самые странные фантазии советской ботаники.

Но я не отчаиваюсь, это просто бесполезно. Никто и никогда не скажет мне спасибо за то, что я вот так сдался, не разузнав и десятой доли того что тут твориться. К тому же кормят меня неплохо, да и избиения прекратились едва, они воткнули в меня свои иглы. Другой вопрос, на чём они остановятся.

Я тру свою кожу. Это зуд. Иногда он кажется мне нестерпимым, но, я стараюсь не думать об этом. Беспокоит другое, цвет. Разве он должен быть зеленым, обычно он бывает красным, или, наверное, желтым, но вот зеленым. Такое я вообще впервые вижу, пусть я конечно и не доктор. Но они говорят это нормально. Ровно, как и все остальное.

Я беру с полка фигурку единорога, странно, но она каким—то непостижимым образом оказалась в моей комнате. Белая, и красивым золотым рогом. Я увлеченно изучаю её. Она прекрасна, словно живая уменьшенная лошадка. Но зачем она тут? Зачем им вообще дарить мне единорога?