Как ни страшно было выходить на поле, но из леска пришлось выйти. Котомку Дениска перекинул через плечо и пошел, куда глаза его глядели. Когда проходил сквозь артиллерийские резервы, что были поставлены у деревни Псарево, Дениска решил, что это и есть флеши.
— А тебе туда зачем? — услышав вопрос мальчонки, отвечал лениво какой-то артиллерист, — там сейчас бой. Иди как ты лучше домой.
— Так я и иду домой, — вздохнул Дениска.
— Ну, иди, — еще ленивее отвечал артиллерист, точно был он не на войне, а возле своего дома. И Дениска пошел. И мимо него постоянно кто-то куда-то шел. Колонны пехоты, конные группы. Одинокие адъютанты, телеги с раненными, просто пустые телеги, просто одинокие солдаты — как на большой ярмарочной дороге, где кто с ярмарки с покупками, кто на ярмарку за покупками, а кто пустой и пьяный или обворованный — так всё это видел Дениска. А на него и внимания не обращали. Где-то там шло сражение, оно было слышно и хорошо слышно. Но здесь в псаревских оврагах никого, казалось, это не волновало. Солдаты, которых встречал Дениска, выглядели какими-то задумчивыми, даже какими-то отрешенными — каким бывает человек, когда ждет своего часа. И пока этот час не настал, человек старается думать о чем угодно, только не об этом часе.
Дениска, перепрыгивал ручьи, перешел какую-то речку, то поднимался из оврага, то спускался в овраг, и всё везде было одно и то же — люди, кони, и несмолкаемый грохот пушек, и далекие крики «Ура!». Где-то к полудню Дениска вышел к речке Колочь, и решил идти вдоль ее пологого заросшего берега — всё не так страшно — Дениску все-таки пугали скакавшие туда-сюда всадники, а у реки было как-то поспокойнее.
Но тут у Дениски душа буквально в пятки ушла.
Лавина, сверкавшая металлом кирас и палашей, улюлюкающая и кричащая, неслась прямо на него, на маленького мальчика. Только и сделал Дениска, что враз калачиком свернулся и так и замер. Кавалерия проскакала, чудом не втоптав этот еле дышащий калачик в землю, и исчезла. Только спины всадников и лошадиные зады успел на мгновение увидеть Дениска, когда развернувшись, глянул им вслед. Это была атака кавалерии Уварова и казаков Платова. Атака никого не прогнавшая, не опрокинувшая, но зато страшно напугавшая не только маленького Дениску, но и самого французского императора. После этой сумасшедшей атаки Наполеон запретил своей старой гвардии вступать в сражение. Эта атака заставила
Наполеона перебросить часть армии от Семёновских флешей и батарей Раевского к деревне Бородино — куда и ворвались уваровские и платовские конники — в самый французский тыл. Ворвались, наделали шума, потеряли несколько сотен улан и казаков, порубили несколько сотен итальянских и французских солдат, и так же неожиданно скрылись, как и появились. Не видел еще французский солдат таких пугающе-стремительных атак. Чего им было надо?! Зачем?! Чего они налетели и улетели? Разве это война по правилам? Разве так принято устраивать конные сражения? Где построение и запланированная доблестная сшибка, где благородная рубка? Что это вообще было?! Но уваровцы и платовцы своим «бессмысленным» наскоком, дали вздохнуть и отдышаться защитникам флешей и батарей. На два часа — не меньше — французы оставили их в покое, пока перебрасывали войска к Бородино, думая, что сам Кутузов со всей Россией на них навалился. В этот промежуток Дениска и дошел до Семёновских флешей. А пока он шел, и на флешах и на батарее уносили раненых, приходили свежие резервы, осматривали и чинили пушки, считали и подносили ящики с ядрами и картечью. Люди, русские люди, эти два спокойных часа, пока у Бородино веселились казаки, отдыхали и приходили в себя, восстанавливали силы, готовились к новым атакам. Словом, воздуху дали глотнуть уваровские уланы и гусары, и платовские казаки защитникам передовой линии — свежего воздуху. Еще бы немного ядер и картечи. Вот чего совсем не хватало защитникам. И людей бы еще побольше. А то сильно опустели флеши и батарея, много было убитых, но те, кто был жив, стояли так, что пугали атакующих французов, точно против бессмертных шли они своими разбитыми линиями в атаку. Но особенно, что удивляло французов, что русские в плен не сдавались.
— Не сдаются русские в плен, — докладывали французские генералы своему императору. — Не можем мы вам показать здоровых пленных, все пленные раненые и полуживые, да и те молчат или смеются. Не боятся они нашей армии.
— Хорош, братцы! — на флеши, прямо на коне заскочил молоденький адъютантик, — приказ оставлять позиции, и отступать в тыл. Завтра добьем французов. А сейчас — приказ главнокомандующего: всем защитникам оставить свои позиции и отступать. Ясно я сказал, братцы?
— Куда яснее, — отвечал рыжий гренадер.