Бородинское сражение

— Завтра, так завтра, — всё вглядываясь в сумеречный дым, что застилал овраг, согласился и артиллерист. И все трое: артиллерист, гренадер и Дениска, осмотрели позицию. Убедившись, что не было ни живых, ни раненых, артиллерист и гренадер, закрывая собою маленького Дениску (пули-то еще нет-нет, да пролетали) спустились с тыловой части флешей и, как и многие защитники, малыми ручейками соединявшиеся в один поток, вместе со всеми зашагали в сторону Горок — к ставке главнокомандующего.

Там, у последнего рубежа, было решено перегруппировать оставшуюся армию, и на рассвете контратаковать французов.

* * *

Когда флеши и батарея опустели, когда французы наконец-то полностью заняли передовую русскую линию, когда императору было доложено об окончательной победе, первый вопрос, который был задан императором, был все тот же вопрос о пленных.

— Я не могу понять! — яростно кричал Наполеон своим генералам, — каким образом редуты и позиции, захваченные с такой отвагой, которые мы так упорно защищали от русских контратак, дали нам так мало пленных? Какой это успех — без пленных и трофеев? Где русские знамена, я вас спрашиваю! 12 орудий! — это всё, что вы смогли взять у русских? — Наполеон был в гневе.

Да, перед ним было всё Бородинское поле, со всеми флешами и редутами, но ничего живого не осталось на поле. Тысячи и тысячи мертвых тел покрывали поле — единственный трофей, что смог получить Наполеон от своей победы.

* * *

— А-а, Лисёнок! — Кутузов, что обходил в этот вечер свою армию, заметил Дениску, что приткнувшись к рыжему гренадеру, почти уже засыпал. — Ат, сорванец, удрал-таки от Нюрки! Но, ничего, я ей за это всыплю.

— Не надо, — отмахнулся Дениска, — а-то она еще мамке моей пожалуется, а мамка у меня такая, что с ней даже папка боится спорить.

— Вот, как! — и Кутузов, привычно по-стариковски покряхтывая, засмеялся. — Ну, тогда пошли со мной.

— Пороть будете? — вздохнул Дениска.

— Накормить тебя надо, героя, — отвечал главнокомандующий. А то завтра как французов бить-то будешь? Да, гранату-то тебе дали?

— Не-а, — мотнул головой Дениска, — кончились гранаты. Последнюю картечь израсходовали, — неожиданно по-взрослому отвечал он главнокомандующему.

— Да-а, — уже задумчиво произнес Кутузов, и уже рыжему гренадеру, который хоть и вытянувшись во фрунт перед главнокомандующим, невольно прижимал к себе сонного Дениску, — тебя как зовут-то, голубчик? — гренадер отрапортовал по форме. — Пошли, — поманил Кутузов, — будешь ему сегодня дядькой: отмоешь, накормишь. И себя в порядок приведи. А то ты какой-то… вон и мундир изорван, и вообще… Ранен? Вижу, что ранен. Пошли. — Кутузов приказал одному из штабных офицеров проводить гренадера и Дениску в избу, а сам продолжил свой осмотр своей поредевшей армии.

К вечеру Кутузов вернулся из Горок в Татариново. А к полуночи (убедившись, что контратаковать нечем) отдал приказ отводить армию за Можайск. А спустя неделю, на общем генеральском совете в Филях, было решено оставить Москву без боя.

— С потерей Москвы ещё не потеряна Россия, — такими словами Кутузова была поставлена точка в споре генералов — дать еще одно сражение Наполеону, или отдать французам Москву. — Сбережем армию — сбережем Россию.

Ночью, пройдя через Москву, русская армия вышла на старую Калужскую дорогу, оттуда — на новую Калужскую.

Всё это было проведено скрытно, и разведка Наполеона потеряла армию Кутузова.

Да, Москва была отдана французу. Да, француз поглумился над древней русской столицей. Одно то, что в кремлевских храмах французские кавалеристы устроили конюшни для своих коней — одного этого было уже достаточно. Но поглотила Москва французскую армию, по невидимой Чьей-то воле, лишив европейцев разума, превратив их в человекоподобных животных. И вымела, как выметают сор из избы.

* * *