Читаем Бородинское сражение полностью

В первой русской линии обороны за флешами, редутами и батареями стояла пехота. И теперь левым флангом стали редуты Утицкого кургана, что за деревней Утица, что у Старой Смоленской дороги. Ниже, за дорогой выстраивались казаки Карпова. За Утицким курганом — московское ополчение и корпус Тучкова. Выше, у деревни Семёновское — Багратион, еще выше — вдоль семёновского оврага на Курганной высоте — Раевский со своими пушками. Еще выше, за речкой Колочь — сама деревня Бородино. За первой линией пехоты выстраивалась кавалерия. И за ней встал резерв. Именно так проходил весь день 25-го августа: с одной стороны поля Кутузов, с другой, Наполеон — как игроки, которым ветер повалил шахматные фигуры — и они спешно пытались восстановить их. И всё это на виду друг у друга и без единого выстрела ни с той, ни с другой стороны.

Дениска впервые сидел на боевом коне. Что на боевом! он и на лошадь-то никогда не садился, папка не разрешал! А тут! — он сидит с самим адъютантом генерала, сидит на коне и… скачет! Вот это был восторг! Поле неспешно проносилось мимо (адъютант побаивался, что мальчонка может свалиться, потому и не гнал своего коня, а двигался все той же легкой рысцой). В оврагах, в лесках, за насыпями — всё были русские солдаты, все скоро и бойко готовили поле к сражению.

Позади, остались Семёновские флеши, впереди завиднелась Курганная высота, самое высоко место на поле, на ней — Дениска вострыми своими глазами видел, как множество людей, суетились и копошились — «Точно муравьи на муравейнике», — сразу представил Дениска. Чем ближе приближались к «муравейнику», тем понятнее становилось для него — чего там все копошатся. Солдаты сооружали крепость. Кто тачки с землей возил — туда-сюда, кто корзины плел, кто землю в корзины ссыпал, кто эти корзины устанавливал, кто рвы возле корзин рыл — крепость становилась всё выше, ров всё глубже. И чем ближе подъезжал Дениска к Кургану, тем больше росло его восхищение. Это ж надо! Такая огромная! А на стены крепости и пушки уже затаскивали, и устанавливали. А под крепостью, на поле, по которому должны были завтра бежать и скакать французы и штурмовать крепость, солдаты ямы какие-то рыли, а которые уже вырыты были, палками накрывали, и ветками с травой маскировали. Такие ямы Дениска видел, когда с папкой и дедулей в лес на волка ходил, когда мамке и бабуле шубы на зиму нужны были. «Это ж волчьи ямы»! — сообразил Дениска.

— Это мы французов как волков ловить будем? — оглянулся Дениска на адъютанта. Тот, усмехнувшись, кивнул. — И шубы из них делать будем?! — даже и не поймешь, в шутку это сказал мальчишка или всерьез, но адъютанта это страшно развеселило, он аж голову запрокинул от внезапного своего смеха.

— Еще какие шубы! — отвечал сквозь смех, — с парижским шармом!

— С чем? — не понял Дениска.

— А ты и правда, смышленый малец! Держись крепче! — адъютант заметил у подножия кургана, в окружение офицеров, генерала Раевского. И решил с шиком подъехать и остановить коня у ног генерала, — адъютант был молод, красив и не мог не покрасоваться перед генералом (а более перед его офицерами), своим конем, за которого отец его целую деревню отдал в сто пятьдесят душ.

Лихо подъехав, эффектно спрыгнув, вытянувшись во фрунт так, что, казалось, в воздухе он воспарил, адъютант князя Багратиона отдал честь генералу Раевскому и по всей форме доложил тому о состоянии дел на Семёновских флешах.

— Передайте князю Петру Ивановичу, — отвечал Раевский, больше глядя, на своих солдат, что возводили на кургане крепость, чем на адъютанта (генералу явно было не до церемоний и уж точно не до красавца-коня и его прекрасного хозяина), что к ночи мы хлебосольно встретим Наполеона. И так его накормим картечью, что ему до Парижа хватит, — вот так и передай: что встретим и накормим по всем обычаям. А кто это с тобой? — Раевский вдруг заметил Дениску, который всё сидел на коне, одной рукой за гриву держался, а другой узелок с подарками к груди прижимал.

— Лисёнок наш! — отвечал адъютант, — князь Петр Иванович приказал его в тыл отправить. От самого Шевардино с нашей дивизией.

— Да, — совсем не весело отвечал Раевский, разглядывая Дениску, — сколько таких лисёнков теперь по России нашей ходит-бродит. Вот за тебя, Лисёнок, — Раевский подошел и потрепал Дениску по колену, — и за таких как ты, мы завтра французов накормим картечью до отвала. Пленных не брать! — резко обернулся он к своим офицерам. — Ни одного пленного чтоб я не видел! Всем это ясно? — и все его офицеры подобно багратионовскому адъютанту воспарили, вытянувшись во фрунт перед своим грозным генералом.

— С Богом, — неожиданно трогательно Раевский перекрестил Дениску. — Смотри, — глянул на адъютанта, — скачи мягко, не урони Лисёнка.

Адъютант без лишних слов вскочил на коня и, как и было приказано, мягкой рысью направил коня от Курганной высоты к деревне Татариново — в тыл, где находилась ставка самогó светлейшего князя, генерал-фельдмаршала Михаила Илларионовича Кутузова.

* * *
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза