Бородинское поле

недоволен всеми своими подчиненными, а больше всего -

командующим авиацией. Потерян целый день - а это почти

полсотни километров на пути к Москве. Третья дивизия из-за

налета русской авиации приостановила наступление.

Неслыханно - дюжина самолетов неприятеля смогла сорвать

наступление целой танковой дивизии! Наконец, четвертая

дивизия, гордость Гудериана, растерялась перед дерзким

противником, понесла потери и не добилась успеха.

Напрасные потери!

- Я вас не понимаю, Лемельзен, - с укором сказал

Гудериан. - Что случилось?

- Русские минировали шоссе, создали плотный

артиллерийский огонь в центре и атаковали танками на

флангах, - оправдываясь, ответил генерал Лемельзен.

Гудериан поморщился и резким жестом руки осадил

Лемельзена: мол, это не причина, и оставьте при себе этот

детский лепет. Все шло не так, как замышлялось, путались

карты, четко работающая машина вдруг забуксовала. И все

началось с той суматошной ночи в Орле. А между тем там, на

западных подступах к Москве, у Клюге, Гёпнера и Гота все идет

по плану. Мысль эта бросила Гудериана в дрожь. Он знал, что

его, пользующегося покровительством самого фюрера, терпеть

не могут и Бок, и начальник генерального штаба сухопутных

войск генерал-полковник Гальдер, всегда готовы свалить свои

ошибки и неудачи на его голову. Да не на того нарвались. И все

же сегодня Гудериан чувствовал себя прескверно.

А тут еще командир третьей дивизии попросил слова не

для оправдания, а для разъяснения. Оказывается, не налет

советской авиации сорвал наступление дивизии, хотя,

справедливости ради, он заметил, что дивизия понесла от

бомбежки серьезные потери в людях и технике. Главное, что

помешало дивизии наступать на Мценск, произошло потом,

после бомбежки. Внезапно на дивизию набросились советские

танки. Они расстреливали неприятеля с короткой дистанции и

за каких-нибудь двадцать минут подожгли шесть танков и

скрылись в восточном направлении в лесном массиве,

который тотчас же бомбили срочно вызванные "юнкерсы".

Сообщение это взбесило Гудериана: происходит что-то

невероятное: и ночью, и средь бела дня его армия

подвергается неожиданным атакам русских танков, которые

наносят удар и тут же бесследно и, главное, безнаказанно

исчезают. Только решительной победой, только жестоким

разгромом мценской группировки - теперь уже, для оправдания

своих потерь, немцы называли корпус Лелюшенко

группировкой - можно смыть позор сегодняшнего дня. Завтра

Мценск должен быть взят!..

Уставившись на командующего авиацией холодным,

жестоким взглядом, Гудериан сказал:

- Танки уничтожат то, что уцелеет от бомбежки. Я

надеюсь, что завтра наша авиация возьмет реванш

десятикратно.

Командующий авиацией быстро поднялся, но Гудериан

повелительным жестом осадил его; и взгляд, и этот жест

говорили: не надо клятвенных заверений, нужны дела.

- Я требую дел. В последний раз требую.

Гудериан больше не задерживал своих подчиненных.

Не задерживал долго приглашенных на ночное

совещание командиров частей и соединений и генерал-майор

Лелюшенко. Для его корпуса это была бессонная ночь.

Танкисты Лаврененко и Гусева оборудовали ложный

рубеж, охранять который было приказано взводу лейтенанта

Макарова. Игорь расположил свои два танка не в роще, где из

груд хвороста торчали тринадцать бревен - ложных стволов, а

в неглубокой, с покатыми краями балке, прикрыв их сверху

маскировочной сеткой. Танки стояли небольшим уступом на

расстоянии ста метров друг от друга. Вперед на опушку

рощицы были выдвинуты четыре пограничника во главе с

лейтенантом, вооруженные противотанковым ружьем и

автоматами. Между пограничниками и танками метров пятьсот

по прямой, а если идти балкой, то и весь километр наберется.

Зрительная связь хорошая, разговаривают при помощи

флажков. Днем, конечно. А ночь, хотя она и долгая, быстро на

этот раз пролетела. Пограничники отрыли на опушке рощи

глубокие щели на случай бомбежки, кое-где впереди себя

кустарник вырубили, чтоб обзору не мешал.

Игорь Макаров с часок ухитрился вздремнуть под утро.

Вылез из танка и первым делом на небо посмотрел: чистое,

без единого облачка, - значит, будет жарко на земле и в

воздухе. В балке дымился холодный туман, на броне танка

лежала матовая роса. Видимость до трехсот метров. Тишина

показалась Игорю подозрительной, какой-то натянутой,

зловещей. Возле танка дежурил новый механик-водитель,

заменивший убитого в Орле.

- Что немцы? - сухо спросил Игорь, взглянув на механика

скользящим взглядом.

- Молчат, товарищ лейтенант.

Не сказав больше ни слова, Макаров направился ко

второму танку. Сидевший на башне Кавбух легко спрыгнул на

землю.