Бородинское поле

горки зернистой, паюсной и кетовой икры. И среди разных

изысканных блюд, приготовленных личным поваром

Гудериана, возвышались бутылки различных марок вин и

коньяков. Советское шампанское и московская водка

пользовались за этим торжественным столом особым

вниманием. Наверное, в самих названиях "советское" и

"московская" господам генералам виделся глубокий

символический смысл... Москва, советская Москва! До нее

теперь, казалось, рукой подать. Еще один нажим, одно усилие,

еще несколько вот таких же бросков, как на Орел, и она,

советская Москва, распахнет свои улицы и площади для

танковых дивизий Гудериана, двери дворцов и музеев, складов

и магазинов, полных несметных сокровищ.

В небольшом зале душно: окна плотно зашторены.

Возбужденный, порозовевший Гудериан встал из-за стола,

держа в руке хрустальную рюмку, наполненную водкой, и, глядя

перед собой жестким взглядом, торжественно произнес:

- Господа! - И сразу, точно по сигналу, все

присутствующие встали, напряженно повернув головы в

сторону командующего. - От имени фюрера я поздравляю вас

с еще одной блистательной победой и благодарю за верную

службу.

- Хайль Гитлер! - поспешно воскликнул Штейнборн.

Неодобрительная гримаса пробежала по холодному лицу

Гудериана. Гостю не следовало бы выскакивать наперед.

Погасив гримасу, командующий продолжал, чеканя слова и

делая резкие паузы:

- Я надеюсь, наша победа, наш вчерашний успех никому

не вскружат голову. Впереди город Тула - последний рубеж

перед решительным броском на Москву. Я не сомневаюсь, что

вверенные мне войска завтра будут действовать столь же

доблестно, как действовали вчера. Главное, господа, -

стремительность. Мы не должны снижать темп наступления. В

этом гарантия успеха. Вы уже знаете, что по приказу фюрера

все армии группы "Центр" начали генеральное наступление на

Москву. . - Он обвел медленным взглядом гостей, внимательно

всматриваясь в лицо каждого, и потом неожиданно выдохнул,

точно из пушки выстрелил: - За победу!

После первой рюмки разговаривали сдержанно,

поглядывая на командующего. Но после третьего тоста,

предложенного Штейнборном - за здоровье не знающего

поражений генерала Гудериана, - в зале наступило оживление.

Холеный белобрысый щеголь генерал-майор Штейнборн

спрашивал, ни к кому конкретно не обращаясь:

- Хотел бы я знать, как будет использован рубин

кремлевских звезд, когда Москва скроется под водой?

- А почему Москва должна скрыться под водой? -

осторожно спросил командир мотокорпуса барон Швеппенберг.

- Так решил фюрер, - тоном превосходства и

высокомерия, точно он сам был правой рукой фюрера, ответил

Штейнборн. - Москва исчезнет с лица земли - со всем живым,

движимым и недвижимым.

Он смотрел на присутствующих, ожидая продолжения

разговора. Но все молчали, потому что лицо Гудериана

выражало холодную иронию с едва скрытым презрением.

- Чем вызван ваш, Штейнборн, интерес к кремлевским

рубинам? У вас есть какие-нибудь особые соображения на

этот счет? - небрежно съязвил Гудериан.

Штейнборн не нашелся. Да если б и нашелся, то едва ли

успел бы закончить фразу в ответ на колкость Гудериана,

потому что в это самое время на улице внезапно вспыхнула

бешеная стрельба. Строчили, захлебываясь, короткими

очередями пулеметы, гулко ухали пушки, с резким, острым

скрежетом лопались снаряды. Притом не где-то за дальними

далями или даже за окраиной. Судя по звукам, совсем

недалеко, в самом городе. Розовое лицо Штейнборна

покрылось бледными пятнами, а в глазах металась затаенная

тревога. Гудериан казался невозмутимым. На неподвижном

лице его лежала печать спокойной самоуверенности. Не

вставая, он бросил недовольный взгляд на Швеппенберга,

спросил с оттенком досады и укора:

- Что значит этот фейерверк? Перепились?

Швеппенберг недвусмысленно посмотрел на командира

танковой дивизии, и генерал Лемельзен понял его, быстро

встал:- Прошу разрешения выяснить?

Гудериан кивнул, и Лемельзен вышел. Вслед за ним

выбежал и адъютант командующего. Но стрельба не

прекращалась. Напротив, она еще больше усиливалась,

разгоралась. Гудериан был невозмутим, его хладнокровие и

самоуверенность

успокоительно

действовали

на

присутствующих генералов. Он был уверен, что стрельбу

подняли его подчиненные и причиной был какой-нибудь до

чертиков напившийся танкист. Он уже принял решение сурово

наказать возмутителя спокойствия: если им окажется офицер,

независимо от ранга и боевых заслуг он разжалует его в

рядовые. Если же нижний чин - то его ждет трибунал.

Генералы молчали, со скрытой тревогой посматривая