Борис

–Я здесь! – дыша свежестью и мылом, подтянутая и бодрая, несмотря на трудную ночь, она заходит.

Тут уже ночь уступает место утру и оживает пространство. Выужены из сумки очки для Кильки, коих у Беллы не менее десятка, достается из шкафчика щетка на палке и совок – минута и пол чист. Открываются окна, за ними рощица и автострада, из рощи разноголосье птиц, а с автострады шум, сигналы и рычание длинномеров. Влажный рассветный воздух проникает в помещение, и присутствующие оживляются, горячатся, принимаются обсуждать. Под воробьиное чириканье, под шелест шин, под вполне земные звуки и запахи, не так все и туманно как кажется на первый взгляд.

–Может мы поначалу ошиблись? Может там и была бактерия?

–Я – не я, если там была бактерия!

–А ты, и не ты, Килька!

–Я, может, и не я, но не слепой!

–Ага! Судя по очкам, совсем зрячий!

От куба слышится возглас Беллы, оглушает он и шуточную перепалку, и светлое августовское утро, и птиц, и автостраду:

–Какой симпатичный червячок! Это дождевой? – Белла имеет отличное образование, хоть и незаконченное по потребности мужа, видеть ее ежесекундно возле себя и пользоваться ее услугами, как помощницы, домработницы, ассистентки, так и жены и любовницы, но здесь она бессильна.

–Андрей, подойдите! – очень хочется ей притвориться глупышкой, дабы потешить самолюбие супруга, и дать ему первому ответить на вопрос.

Сбегаются все, но именно Хворостинский, по зову жены, встает к микроскопу.

–Н-да… «жгутиковые»… ан-нет, «кишечнополостные», или вовсе «плоские»,… собственно, сейчас я наблюдаю эволюцию семимильными шагами… – и эта улыбка, самодовольная, и торчащие вперед белые зубы, и несмотря ни на что, аккуратный вид, раздражают его коллег, а еще больше тот факт, что не они у станка, а этот зазнайка.

Разочарованно Килька слепо смотрит за стекло, а Марк протягивает, будто силясь вспомнить что-то:

–Возможно, стоит открыться? Собрать ученый совет? Как-никак, частица отрицательная… – его не слушают. На минуту в лаборатории воцаряется тишина, лишь из распахнутого настежь окна вездесущий уличный гомон, да слышно как причмокивает Андрей, пытаясь уследить за преображением подопытного объекта. А через минуту тишины, микроскоп стал не нужен, объект видно невооруженным глазом. Особь вылезла из колбы, выросла до размера мелкого членистоногого, темного и полупрозрачного, с черными точками глаз.

–Ой! – восклицает Белла – Он смотрит, да как разумно!

Первым из ступора выходит Андрей, развернувшись к жене, он почти кричит:

–Белла! Кофе! Копировать съемку на флешкарту, мы идем сдаваться! А пока, кофе!

Белла бледнеет, молча и понуро следует к столу, набирает в чайник воды, ставит, давит на кнопку, затем глядит на мужа, а в глазах такой ужас, будто и не муж перед ней, и не коллеги его, а привидение и два вампира.

–Что? – голос Хворостинского как металл.

Белла опускает глаза, скользит взором по полу, и шепчет:

–Кто-нибудь включил камеру? – затем смелеет – Я-то была дома, а кто-нибудь из вас, таких великих и ужасных, додумался? – взгляд ее мечется и устремляется к лампочке камеры, что чернеет, не думая загораться без помощи людей. Троица смотрит туда же.

Килька снова роняет очки, на этот раз видимо нарочно, хватает в кулаки волосы и стонет. Хворостинский мрачнеет, а Марк, молча и с тупым равнодушием, подходит к кубу и констатирует:

–Коллеги… особь-то скончалась…

Коллеги следуют за ним. И правда, высохшее паучье тельце, с отвалившейся лапкой, блекло смотрит на микроскоп. Что-то хрустит в звенящей тишине, это Килька наступает на валяющиеся на полу очки. Мыском шлепанца он отшвыривает их в сторону:

–Все пропало… еще и видео нет…

Друзья сумрачно и жалко глядят на останки подопытного. Хворостинский вздыхает, и срывающимся голосом предлагает:

–Пойдем, напьемся? Потом подумаем что делать, потом… – разворачивает собратьев по несчастью за плечи и будто пытаясь заглушить щемящее разочарование, привычно хохмит – Пойдем, не будем долго горевать по усопшему, пусть покоится с миром…

Шаркая, и на ходу снимая халаты, они бредут к двери. Возле куба, в одиночестве, остается лишь Белла, – ее проигнорировали, не позвали, ведь она не часть их команды, она чужая. Злые слезы стоят в ее глазах, и осознание проваленного эксперимента только раззадоривает ее поплакать.