Борись за мою любовь

У нас третий этаж. Я, не боясь, свешиваюсь по пояс и смотрю вниз. Около подъезда посадили новые кусты и разбили клумбу, на которой покачиваются от ветра белые тюльпаны.

Когда мы с Филом ездили на выходные в Нидерланды, он одним утром ускользнул из номера и вернулся с охапкой белых тюльпанов. Буквально засыпал меня ими, пока я нежилась в кровати. Он подарил мне восхитительные моменты в жизни... они везде. Навсегда в моей памяти. Как от этого убежать?

Хмурюсь.

Всё и везде напоминает о нём. В этот раз недостаточно сесть в самолет и, закрыв глаза, улететь в другую страну. Больше это так не работает.

Ветки деревьев почти стучатся в окна. Будь я смелее, протянула бы руку и коснулась бы молодых листочков. Но я в какой-то степени трусиха. Очень большая трусиха.

Раньше я любила пить чай, сидя на подоконнике, и смотреть на улицу. Одним из моих самых любимых занятий было выглядывать Морозова Кирилла.

Он жил с родителями через несколько дворов, а дорога к нашей школе проходила как раз мимо моего дома. По привычке смотрю в том направлении. Можно простить, вычеркнуть из жизни, перестать любить его, но вот какие-то такие мелочи, как посмотреть в сторону его бывшего дома, всё еще сидят во мне.

Сбрасываю отцу и Люде сообщения о том, что я на месте. Они хотели поехать вместе со мной, я еле как отбилась. Я могу справиться со всем сама. Я и справляюсь со всем сама.

Сжимаю в руке телефон до побелевших костяшек и, прикрыв глаза, кладу его на подоконник.

Новых сообщений не будет. 

Уборка меня отвлекает.

Полезно что-то делать руками, чтобы очистить и разгрузить собственные мозги.

Я спускаюсь в магазин. Покупаю гору чистящих средств, тряпок и мешков для мусора.

Первым делом открываю везде окна и устраиваю сквозняк. Кутаюсь в толстовку и решаю не снимать обувь.

Фил ненавидел разуваться дома. Про тапочки даже слушать не хотел.

У нас маленькая квартира-студия. Белые стены без лишней мебели и всяких мелочей. Полный минимализм. Зато с огромной кроватью. Я скучаю. Не по кровати.

Берусь за дело. Я обещала маме заняться квартирой, пока я тут. Приведу её в надлежащий вид и найду риелтора.

Квартира в России тяготит моих родителей. Она как запасной аэродром. Всегда сидит мысль, что будет куда вернуться “если что”. А если это “если что” наступает? Возвращаться есть куда, но ты больше не хочешь быть именно там?

Сначала снимаю везде пыльные шторы и сваливаю их в ванну.

Пару раз чихаю.

Собираю мешающие и падающие на лицо волосы в два нелепых хвоста по бокам и иду в свою детскую комнату.

Здесь тоже кругом призраки прошлого, но они меня больше не пугают. Они действительно остались очень далеко позади.

Вываливаю ящики письменного стола на пол и разбираю. Решаю оставить пару блокнотов и газету, в которой меня как-то напечатали в университетские времена.

Боже... какие щёки.

Закатываю глаза, но всё же оставляю её на память. Маме понравится.

Тяну руку и замираю.

Персикового цвета картонная коробка с замком. Это позор всей моей жизни. Мой школьный дневник. Он довольно увесистый и толстый. Листы там в линейку. А почерк у меня был просто закачаешься  в то время. Любой врач позавидовал бы. Ничего не разобрать!

Усмехаюсь и отправляю дневник, не открывая, в черный мусорный пакет.

Я помню некоторые страницы дословно. Многие исписаны просто именем Морозова. И миллионы сердец. Везде!

Сердцем писала. Мне казалось я его так любила... так любила, что больше никогда и никого не смогу так полюбить. Он моей вселенной был, хотя я его толком и не знала. Просто мальчишка из школьного коридора. Просто старшеклассник. Я бы тоже от себя шарахалась, ничего удивительного, что он меня избегал.

Качаю головой, закусив губу. Бедный Морозов.

— Эй, есть тут кто?

Знакомый голос разносится по коридору и отдает ударной волной мне в грудь. Уши закладывает и волоски встают дыбом. Из рук валятся школьные рисунки и записки, в которых мы переписывались на различные темы с Машкой. Разлетаются разноцветными листами по всему полу. Ветер из окна их подхватывает и несёт в сторону выхода из комнаты.

Сначала я вижу белые кроссовки. Они безжалостно топчут вазу с фруктами которую я нарисовала в третьем классе. Поднимаю глаза выше. Синие джинсы, серая толстовка. Щетина на скуластых щеках и раскосые миндалевидные глаза, которые смотрят на меня с беспокойством.

— Что ты здесь делаешь? — хрипло спрашиваю я у Кирилла, сидя в центре хаоса, который сама и натворила.

***

— Что ты здесь делаешь? — повторяю свой вопрос, потому что Морозов явно не спешит с ответом.

— Ты не отвечала на звонки.

— А ты звонил? — вопросительно вздергиваю брови. Не помню, чтобы обменивалась с ним новыми номерами.

Поднимаюсь с колен и отряхиваю от пыли джинсы. Нервными движениями стаскиваю резинки с волос и они рассыпаются, едва касаясь плеч. Кирилл следит за мной, прищурившись и не двигаясь с места.

Зато двигаюсь я.

Подхожу к нему близко-близко и резко наклоняюсь, выдергивая свой рисунок у него из-под ног.

— Это моё.

— Я...

— Даша!

Люда врывается в комнату, тесня Кирилла обратно в коридор и картинно хватается за сердце, привалившись к стене.

— Ты что творишь вообще?