Борис Щербина

«Петроградские рабочие отправляют добровольцев на Южный фронт. Москва, Нижний Новгород провожают отряды коммунистов и комсомольцев».

«В Москве 5 октября открылся II Всероссийский съезд союзов коммунистической молодежи. “Наше дело прочно, — приветствует съезд редакция “Правды”, — ибо с нами молодость, с нами подрастающее поколение. Нам на смену идут все новые, свежие, юные отряды бойцов. Привет вам!”».

«Красноармейцы N-ской дивизии на общем собрании постановили пожертвовать для голодающих детей 29 мешков сахара-рафинада».

«Варшавская газета “Речь” пишет о том, что Польский народный демократический союз опубликовал декларацию о своем отношении к Украине и России. Первый пункт гласит, что Союз должен стремиться к оттеснению России за Днепр; другой пункт указывает на необходимость наладить дружественные отношения с Украиной для ослабления России»…

Всё меняется под солнцем, только не польская политика, только не грезы о Польше от моря до моря.

Анри Барбюс, знаменитый французский писатель, со страниц газеты «Юманите» призывает мир к солидарности с Советской Россией. «Борьба против советского строя России, основанного на принципе равенства, ведется международным союзом империалистов и капиталистов; только путем спасения “русской правды” можно спасти правду для всего человечества».

«Правда» в октябре — декабре 1919 года писала:

«Мы взяли Воронеж. Мы начинаем двигаться вперед. К углю! К нефти! К миру!»

Следом за Воронежем Красная армия отбивает Харьков.

«Мы вступили в угольный район».

Вступили и выбили деникинцев из Донбасса. Военные историки пишут о жестоком встречном сражении, которое продолжалось весь день 25 декабря севернее Бахмута, нынешнего Артемовска.

«Противник пытался задержать продвижение советских войск на рубеже Дебальцево — Горловка — Городище, но закрепиться на этом рубеже ему не удалось… В результате энергичных действий советских войск 29 декабря Дебальцево было освобождено».

На следующий день Первая Конная освободила Горловку, затем в «районе Алексеево — Орловки разгромила Марковскую пехотную дивизию». Красный флаг поднялся над Луганском, Ясиноватой, Юзовкой…

«Освобождение Донбасса было завершено, — итожат советские издания повествование о Донбасской операции 1919 года. — Стране возвращен крупный угольный район».

Давняя история снова и снова оживает в современных полемиках. И молодежь поет уже не о «комиссарах в пыльных шлемах», а о поручике Голицыне и корнете Оболенском. На Дону и Кубани спорят, не поставить ли памятники генералам Маркову и Корнилову. В который раз все опять смешалось на Руси…

Приведем редчайшее свидетельство тех лет. Это дневники штабс-капитана белой армии Константина Цимбалова. Десять разноформатных блокнотов, исписанных мельчайшим почерком. Девятнадцатый, двадцатый, двадцать первый годы… Их хранила Ольга Павловна Никитина, вдова командира полка врангелевской армии Никитина. И осенью 1977 года передала одному из авторов, в то время собственному корреспонденту «Комсомольской правды» в Праге.

Из записных книжек Виктора Андриянова

…Занимаясь послеоктябрьской эмиграцией, я разыскивал соотечественников, на долю которых выпала чужбина. Так от человека к человеку пришел и к Никитиной, в старинный дом над пражским парком Стромовка. Хозяйке бьшо уже под восемьдесят, но как же чисты, умны ее глаза! Свежий, звонкий голос, отчетливая память.

Рядом с чашечками, в которых стынет чай, лежат потемневшие фотоальбомы с застежками, стопка блокнотов, заполненных бисером строчек.

Ольга Павловна раскрывает слежавшийся альбом.

— Это генерал Кутепов, это Марков…

— Снимок с автографом — подарок вашему мужу?

— Да-да. Это Марковский полк, которым командовал муж, в Галлиполи. Вот это, посмотрите, памятник в Галлиполи. Каждый, кто там жил, должен был принести камень. Так и насобирали на памятник. Думаю, что он уже развалился. А это Врангель. Типичный барон…

«Черный барон», откинувшись в кресле, надменно смотрит перед собой… Но падает тяжелая крышка альбома, и он отправляется в ящик стола.

— Вы ведь попали в самое гнездо, — говорит Ольга Павловна. — Вот эти блокнотики — дневники Кости Цимбалова, друга Дмитрия Павловича, моего мужа. Быть может, вам будет интересно. К нам они попали вместе с другими бумагами по завещанию Кости после его смерти в тридцатом году. Вот полковые документы, письма мужа. Эти вот блокноты — самые полные. Часть записей Костя сжег. Но некоторые остались. И я сохранила их…

Груда документов заполнила весь стол, чашечки давно перекочевали в сервант… Старые удостоверения — «В воздаяние воинской доблести и отменного мужества в боях…», награды в потускневших коробочках — «Знак отличия Первого Кубанского похода», Георгиевский крест, письма, вырезки из газет…

Со стены смотрят красочные малявинские молодки: в цветастых полушалках, в шубейках, идут они по снежной улице, такой далекой от этого одинокого дома…

— Еще в Галлиполи муж начал, как говорится, переоценивать ценности. Приехав в Чехословакию, порвал с Белым движением, занялся коммерцией.

— А Костя?