Борис Годунов. Трагедия о добром царе

Поначалу Борис Годунов рассчитывал быстро справиться с «царевичем Дмитрием», опираясь на недавно заключенный союз, а также на традиционно добрые отношения с главой православия в Литве князем Константином Острожским. Патриарх Иов просил, чтобы киевский воевода распорядился схватить самозванца, чтобы затем наказать «еретика» и «богоотступника» церковным судом [658]. Другой, тайный расчет дипломатов Бориса Годунова был связан с поездкой в Литву дяди Григория Отрепьева — Смирного Отрепьева, который должен был обличить своего племянника перед сенаторами Речи Посполитой. Однако «паны-рады» в Литве отказались от предложения бояр устроить очную ставку дяди и племянника, ограничившись рассмотрением только тех дел, которые были официально поручены Смирному Отрепьеву, — а именно дел о невыезде судей к рубежу и о купцах. Позднее, на дипломатических переговорах 1608 года, послы Речи Посполитой не без оснований обвиняли московскую сторону в том, что она как-то странно и медленно разворачивалась в обличении самозванца: «Мошно вам с того самого из ынших многих мер видеть, як тые, которые в ту пору у Бориса дела тые правили, много ль ему добра хотели. А што в том стороны Борисовы ни делали, то вместо оправданья больший его обличали, и якого ему конца жедали, на такий его сами и привели». И действительно, в грамоте, привезенной Смирным Отрепьевым, не оказалось ни одного слова о самозванце [659].

Тем временем дела самозваного царевича Дмитрия «в Литве» шли в гору. При поддержке своих покровителей, князей Вишневецких и сандомирского воеводы Юрия Мнишка, беглый монах Григорий Отрепьев в марте 1604 года получил негласное одобрение своих действий от самого короля Речи Посполитой. Ему был разрешен набор войска для похода в Московское государство, хотя все дело оставалось частным предприятием Юрия Мнишка, который брал на себя основной риск военного похода. Но и «премия», которую готовил себе сандомирский воевода, была велика. В мае 1604 года он заключил контракт о браке своей дочери Марины с «царевичем Дмитрием» по достижении им престола (последнее обстоятельство особенно важно). Мнишкам доставалась в приданое чуть ли не половина Московского царства; король Сигизмунд III без войны получал «исконные земли» — Смоленск и Сиверу. Такой вариант «унии», когда на московском престоле сидел бы не Грозный царь и не грозный своим именем Борис Годунов, а полностью зависимый от короля Сигизмунда III «царевич», конечно, больше подходил для польско-литовской стороны. Однако ни король, ни сторонники самозванца не учли того, что Григорий Отрепьев был горазд на раздачу обещаний, но совсем иное получилось, когда он все-таки сел на Московское царство. Пока самозванцу надо было свергнуть с трона Годунова, он использовал все средства, включая тайный переход в католичество. «Царевич» разыгрывал одну карту борьбы с узурпатором Борисом Годуновым, «укравшим» московский престол, который принадлежал ему, «Дмитрию», по праву происхождения. В октябре 1604 года самозванец начал войну непосредственно в пределах Московского государства.