Николай Кораблев хотел было начать издалека, привлекая к этому делу и сына Ивана Кузьмича, инженера Василия, работающего под Сталинградом на обороне. «Иван Кузьмич, — намеревался было он сказать, — вот если бы вашего сына поставили на место сапера, а сапера — опытного, умного, конечно, назначили бы начальником оборонных работ. Как бы вы посмотрели?»— Но ему стало как-то нехорошо, как было бы нехорошо, если он что-нибудь подобное стал бы говорить Татьяне. — И он, глубоко вздохнув, сказал прямо:
— Хочу, Иван Кузьмич, всех инженеров вернуть на старые места. Обиды не будет?
Иван Кузьмич допил стакан до конца, поставил его к чайнику, затем потер большим пальцем правой руки ладонь левой и сказал:
— Налей-ка мне еще. — Придвинув стакан с чаем к себе, помешал ложечкой, взял кусочек сахару, разломил его и поднял глаза на Николая Кораблева. — Не думайте, что я против. Нет. Учили ведь мы их, инженеров-то, а теперь, выходит, они в сторонке. Вернуть. И я с вами согласен на все триста процентов.
— Вы-то, знаю, согласитесь, а как, например, Степан Яковлевич?
— Что ж? Он мужик крутого нрава, да ведь сознательный, — и, допив чай, Иван Кузьмич весь встряхнулся. — Я вот сам с ним поговорю, ежели разрешение от вас будет.
— А как же? Переговорите, пожалуйста, и, если надо, убедите и скажите, что я его уважаю, ценю так же, как и вас.
Иван Кузьмич всегда чувствовал себя в кабинете Николая Кораблева неловко, зная, что тому некогда; пошел было, но в дверях задержался, почему-то посмотрел на свои руки и, подняв лицо, глядя прямо в глаза директора, тихо сказал:
— А то… для термического цеха… как закалка деталей токами высокой частоты? Я все материалы захватил сюда.
— Захватили? Ну, спасибо. А впрочем, кому же я передаю спасибо: вы ведь так же заинтересованы в этом деле, как и я. Хорошо. Доберемся мы и до того дела. А материалы перенесите ко мне. Сохранятся лучше.
Иван Кузьмич снова помялся. Тогда Николай Кораблев спросил его:
— Вы еще что-то хотите сказать? Как у вас с семьей?
Иван Кузьмич мотнул головой.
— Нет. Не об этом. О человеке. Говорю, человек какой — хороший будто, а вывернулся — весь в изъянах… С шубой иногда так бывает: глядишь — хороша, а вывернул — черт те что… Я это про Рукавишникова.
— Ну, нет, — Николай Кораблев заторопился. — Он человек хороший. Только… только… Знаете что, вот если бы мне предложили сделать доклад… ну, по астрономии. Я бы, конечно, поотбивался, а потом прочитал бы ряд книг и выступил бы… перед вами. Ну, а если бы мне сказали — доклад-то надо делать перед академиками… и, конечно, я сразу бы поглупел. И тут…
— Об этом и я: трехпудовую гирю ему в руки дали и сказали: «Кидай. Показывай фокусы», — и, чуть подумав: — Вы его обратно в термический цех пошлите: там ему гиря по руке.
Тут помолчал в раздумье Николай Кораблев.
— Нет, — под конец сказал он, — там его затрут: был директором, набезобразничал, теперь опять в термический. Нет. Я, пожалуй, назначу его своим заместителем по техническому снабжению.
— Милостивый вы, а он ведь вас так порочил.
— Не милостивый. Только не милостивый, Иван Кузьмич.
— А какой же? — и в глазах Ивана Кузьмича заиграли искорки.
Николай Кораблев снова подумал и, как бы рассуждая сам с собой, заговорил:
— Убить человека — плохо это. А ведь я, имея в руках такую власть, грубо выражаясь, могу его слопать. А во имя чего это? Никогда не следует превращать личную обиду в политику. Конечно, я его к себе на квартиру не пущу, за один стол с ним не сяду… но тут, на заводе, я обязан его поставить на ноги. Так ведь, Иван Кузьмич?
Иван Кузьмич с удивлением, как бы впервые видя его, посмотрел на Николая Кораблева и, отступив ка шаг, сказал:
— Сразили вы меня.
Часа в два дня в кабинет вошел Альтман, забинтованный, перевязанный, в больничном халате, и остановился в дверях, как привидение. Николай Кораблев посмотрел на него и строго проговорил:
— Это что за маскарад?
— Услыхал о вашем назначении и не могу лежать. Ну их к черту, докторов! — Но, увидев в углу рядом с Лукиным врача, зажал рот.
— А вот и мы, — сказал Иван Кузьмич, войдя в кабинет вместе со Степаном Яковлевичем, так же счастливо улыбаясь, как улыбается мать, ведя первый раз сына в школу.
Степан Яковлевич, поздоровавшись с Николаем Кораблевым, прокашлялся и положил на стол листочек бумаги. Николай Кораблев прочитал:
«Директору моторного завода Николаю Степановичу Кораблеву от начальника термического цеха Степана Яковлевича Петрова. Прошу во имя завода освободить меня от начальствования и вернуть инженера Лалыкина, а меня оставить заместителем, как я вполне справляюсь».
Прочитав, Николай Кораблев подумал:
«Какое благородство! И как они все понимают! И какие дела с ними можно делать!» — Подумав так, он повернулся к Альтману.