Борьба за мир

— Какую команду подашь, сын, то и выполнять будем. Святое это правило — закон.

— Стало быть, идем? — И Петр Хропов поднялся, став большим, высоким, как и его отец, и повеяло от него чем-то сильным, уверенным: молодые глаза посуровели, между бровей легла резкая складка. Отобрав человек двадцать партизан, он сказал: — Пожалуй, хватит на сорок штук или пятьдесят. А, Яня?

— Ясно. Хватит, — одобрил Яня Резанов.

— Ты, отец, конечно, останешься здесь.

— Воля твоя, Петруша, но ведь вы все хозяйство растеряете. Там, вишь ты, и автоматы и кони. Кто подбирать будет?

— Ну, пожалуй, пойдем…

И Петр Хропов тайными тропами, через подводные мосточки, повел партизан. Они шли крадучись, иногда ползком, иногда по колено в воде. Шли и слышали крики, стоны людей, и каждому хотелось немедленно же кинуться на помощь, открыть огонь по карателям и указать своим людям тайные тропы. Этого же хотелось и Петру Хропову. Но указать тропы своим — значит открыть их и врагу… И Петр Хропов скрепя сердце передал по цепи:

— Ни одного выстрела без команды.

11

Часа через два партизаны переправились через болото и очутились в тылу у карательного отряда. Тут они залегли в ложбинке, покрытой хрупким ночным морозцем, слыша, как то в одном, то в другом месте враги стреляют из автоматов. Молчал только танк. На слух Петр Хропов определил, где и какая группа карателей и даже сколько их. Оставя на месте отца, Яню Резанова и еще двух партизан, он скомандовал остальным ползти за ним. Вскоре, расставя партизан там, где надо, он вернулся — весь мокрый, в грязи, но возбужденный, как охотник, которому удалось обложить зверя.

Чуть рассвело. Заиграли тетерева. Прощелкал глухарь — один, потом второй, потом еще и еще.

Петр Хропов чуточку высунулся из ложбинки и совсем недалеко от себя увидел фашистов. Их было шестеро. Приставя автоматы к животу, они временами пускали очереди куда попало. Кони стояли рядом и грызли ветлянник.

— Ну-ка, отец, возьми вот того на прицел, ты, Яня, вот этого, вы двое… — обратился Петр Хропов к партизанам, — вот этого и вот этого, а я попробую враз двоих крайних. Стрелять по моей команде. Целься, — и сам прицелился. — Огонь! — шепотом воскликнул он и, выстрелив, тут же увидел, как все шесть немцев упали, будто кто их толкнул в лоб. — Ну, вот ладно, — проговорил Петр Хропов. — Автоматики-то сейчас заберем или потом, отец? Как думаешь? — хитренько подмигивая, спросил он.

Иван Хропов, мужик хозяйственный, обозлился:

— Потом, потом. Это как — потом? А вдруг какая птица сядет, автомат загадит… Да и кони без присмотру, — но, увидав, как у сына смеются глаза, сам улыбнулся. — Ну, конечно, сей миг заберу… И коней при этом.

Петр Хропов серьезно добавил:

— Тебе, отец, оставаться тут. Кони и автоматы на твои руки. Не высовывайся, а отсюда стереги. В случае, ежели кто из них появится, живым никак не отпускай, а то всю нашу тактику откроешь. Ну, мы пошли дальше.

Сняв так же вторую группу карателей, Петр Хропов оставил на их месте четырех партизан и приказал им «палить из автоматов в белый свет, будто и в самом деле злейший враг перед вами». Сняв еще три группы карателей, поставив на их место партизан, Петр Хропов вместе с Яней Резановым подползли к березовой роще, где на полянке стояло сизое чудовище — танк. Танк стоял молча, направив свой хобот на болото, как бы желая напиться. Около него ходил, нервно подрагивая ляжками, офицер с усиками кверху.

— Вильгельма проклятая, — прошептал Яня Резанов, показывая на офицера. — Стукнуть его?

— Я тебе стукну, — пригрозил Петр. — Эту птицу живьем надо взять и допросить.

Офицер, прислушиваясь к очереди автоматов, прищелкнул языком, затем кулаком постучал по броне танка. Люк открылся. Из люка показалась голова с перепуганными глазами. Офицер, показывая на болото, что-то сказал. Солдат рассмеялся.

— Эх, — Яня Резанов вздохнул, — не знаю их собачьего языка.

— И так понятно: вот, дескать, как загнали людей — стариков, детей, женщин — в болото. Вояка, сукин сын! Мне интересно его живым зацопать и посмотреть, как он будет воздух глотать. Только как бы это сделать? Яня, ты волков душил, а по-волчьи выть умеешь?

— А как же? Так затяну, волки удивятся.

— Ну-у? Тогда отбеги вон туда и затяни. А как я кинусь, прыгай за мной.

Яня Резанов отполз за куст. Чего-то долго копался там, затем сунул лицо вниз, завыл глухо, придавленно и вдруг, вскинув голову, перешел на такой высокий дискант, что даже у Петра Хропова и то побежали мурашки по телу. Офицер дрогнул и, выставив руки вперед, как падающий в воду, ринулся на танк, колотя его броню ногами, царапая пальцами люк.

Петр Хропов в два-три прыжка очутился около танка. Плечом, как щенка, сбил офицера и крикнул Яне:

— Держи, но не души, — сам вскочил на танк, ручкой револьвера постучал в крышку люка. — Эй! Там подыхать будете? Или выпустить вас, стервецов?

12

Потом они всех убитых карателей снесли в кучу, вырыли яму, закопали. На этом настоял Иван Хропов:

— Чтобы воздух наш весенний не портился вонью, да и вообще — они уж не злые теперь.